Преломление. Обречённые выжить - стр. 20
– Ну, и?..
– Пока ещё ни грамма не продал. Но слышал, что идёт она шибко хорошо. Люди состояние себе на этом делают. Хотя, по сути, ни в природе, ни в искусственном виде такого вещества, скорее всего, нет. И учтите, за куплю-продажу ртути с толчёным кирпичом вышку точно не дадут. Всего лишь наложат административный штраф в размере месячной зарплаты за ненадлежащее хранение ртути. На этом всё и закончится. А где ты возьмёшь эту месячную зарплату, когда уже годами деньги не платят? Вам хорошо – пристроились у какого-нибудь грека грузы по морю возить. Одно плохо – на дом не хватает. А нам что делать? Грека рядом нет, моря нет. Одно только озеро. И то тиной зарастает. Так что подумайте над моим предложением. А может, у вас и готовый клиент есть?
– Даже если такой клиент и найдётся, то этим делом заниматься не стану. Не моё!
– Так и не моё тоже! А как выжить в такой ситуации? В нашем деле главное – красную ртуть не расплескать.
В Невеле я объявился лет через пять. Купить подходящий дом мне так и не удалось. На заборе базарной площади всё так же висели написанные от руки объявления, призывающие купить «старый, но в вполнесебе справный ИЖЮпитер скаляскай можна бес», «дом повулице Матросава ссадом и сагородом», «пародисту сабаку (смесь пудинга с ершистым терьером)», «шкап краснава дерева» и многое другое. Не было только красной ртути.
От нечего делать решил я побродить по рядам невельского рынка, присмотреться, чем народ дышит, что покупает и что продаёт. Продавали живность: гусей, куриц, а также яйца, молоко, свежий творог, домашнее сливочное масло, кроличьи шапки-ушанки, сушёные грибы, нанизанные, как бусы, на длинные нити, мёд в разнокалиберных банках, помидоры «бычье сердце», укроп-петрушку, огурцы корнишоны и… И пожалуй, всё.
«Интересно, – подумал я, – как сложилась судьба хозяина дома по улице Урицкого, угол Карла Либкнехта? Продал он свою ртуть вездесущим людям из ЦРУ или нет? Что с его красивым и опрятным домом? Может, уже приобрёл себе необитаемый остров в Карибском бассейне или в Полинезии? Где ты сейчас, мужик из Невеля? Я даже не знаю ни имени твоего, ни отчества».
И только я подумал об этом, как передо мной, словно из-под земли, предстал тот мужичок, внешне совсем не изменившийся. Стоял он за крытым прилавком, продавал сливы и яблоки. Я подошёл, поздоровался.
– Почём сливы? – спросил. – Из своего сада, небось?
– А откуда им ещё быть? – ответствовал он с неохотой. – Из сада и есть, из собственного.
– На улице Урицкого с Либкнехтом?
Продавец промолчал.
– Не узнаёте?
– Не узнаю! – пробурчал он, пряча голову куда-то под прилавок, будто что потерял.
– Ну, дом у вас ещё покупал за пятьдесят тысяч, – напомнил я. – А вы мне предлагали красную ртуть реализовать через «платных агентов империализма». Получилось что-нибудь?
После этих слов продавец мой и вовсе стушевался, начал скороговоркой бубнить «ничего не знаю, ничего не помню», а потом совершенно членораздельно произнёс:
– Я вообще в первый раз вас вижу. Вот так!
Обознаться я не мог. Ну, не хочет человек вспоминать старое, это его дело. Мало ли какие события произошли в жизни. Можно только гадать.
Уже на выходе с рынка кто-то сзади коснулся моего плеча. Обернувшись, я увидел хозяина не купленного мною дома.
– Да помню я вас, – признался он. – Уши повсюду. Всего сразу не расскажешь. Соседка по прилавку учует что, завтра весь Невель знать будет. Фээсбэшники отучили меня лишнее болтать. Как только возникли в 95-м, так сразу ко мне и заявились. «Показывай, – говорят, – свою красную ртуть. Всё про тебя известно, перед нами лучше не юлить». Эти ребята покруче цэрэушников и «Моссада» будут. Выложил им свой заветный термос на тринадцать миллионов от греха подальше. «Это всё?» – спрашивают. «Всё». – «Верим, – смеются, – потому что знаем». Откуда они обо всём знают?