Прелестные картинки - стр. 10
– Через десять лет не будет ни одного печального человека?
– Не совсем так. Но все будут сыты, и гораздо счастливее.
Тогда она сказала проникновенно:
– Я предпочла бы родиться через десять лет.
Жан-Шарль рассмеялся, гордый ранним развитием дочери. Он удовлетворен ее школьными успехами, слезы не принимает всерьез. Дети нередко теряются, переходя в шестой класс; ее занимает латынь, по всем предметам хорошие отметки. «Мы из нее кого-нибудь сделаем», – сказал мне Жан-Шарль. Да, но кого? Сейчас это ребенок, у которого тяжело на душе, и я не знаю, как ее утешить.
Звонит внутренний телефон. «Лоранс? Ты одна?» – «Да». – «Я зайду поздороваться». Он будет меня упрекать, думает Лоранс. Она и правда не уделяет ему внимания; после отпуска нужно было наладить дом, ввести Гойю в курс дел, Луиза болела бронхитом. Уже полтора года прошло после того праздника в Пюблинфе, на который по традиции не пригласили ни мужей, ни жен. Они много танцевали вместе – он отлично танцует – целовались, и чудо повторилось: огонь в крови, головокружение. Они оказались у него в квартире. Вернулась она только на заре, притворяясь пьяной, хотя ничего не пила, она никогда ничего не пьет; совесть ее не мучила: Жан-Шарль ничего не узнает, и продолжения не будет. Потом начались бурные переживания. Он меня преследовал, плакал, я уступала; он рвал, я страдала, высматривала красную «джульетту», висела на телефоне; он возвращался, умолял: оставь мужа – никогда; но я люблю тебя; он меня оскорблял, уходил, я ждала, надеялась, теряла надежду; мы вновь обретали друг друга; какое счастье, я так страдал без тебя, а я без тебя; признайся во всем мужу – никогда… Туда, обратно, туда, обратно, и всякий раз приходишь к тому же самому…
– Мне необходимо знать твое мнение, – говорит Лоранс. – Какой вариант ты предпочитаешь?
Люсьен наклоняется через ее плечо. Рассматривает две фотографии; ее трогает внимательность его взгляда.
– Трудно решить. Они играют на совершенно различных мотивировках.
– Какая действенней?
– Я не располагаю убедительной статистикой. Доверься своему чутью. – Он кладет руку на плечо Лоранс. – Когда мы поужинаем вместе?
– Жан-Шарль уезжает с Вернем в Русильон через неделю.
– Через неделю!
– Ну пожалуйста! У меня столько хлопот из-за дочки.
– Не вижу связи.
– А я вижу.
Давно знакомый спор: ты больше не хочешь видеть меня, да нет, хочу, пойми, я понимаю слишком хорошо… (Может быть, сейчас в другом конце Галактики другой Люсьен, другая Лоранс произносят те же слова? Во всяком случае, в других кабинетах, квартирах, кафе Парижа, Лондона, Рима, Нью-Йорка, Токио, возможно даже в Москве.)
– Посидим где-нибудь завтра после работы, хочешь?
Он смотрит на нее с упреком:
– У меня нет выбора.
Он ушел рассерженный, жаль. Ему было трудно, но он заставил себя примириться с создавшейся ситуацией. Он знает, что она не разведется, но больше не угрожает разрывом. Он соглашается на все, почти на все. Он ей дорог, она отдыхает с ним от Жан-Шарля; они так непохожи: вода и огонь. Он любит читать сюжетные романы, вспоминать о детстве, задавать вопросы, гулять по городу. И потом, под его взглядом она ощущает собственную драгоценность. Драгоценность. Она поддалась; да, и она тоже. Думаешь, что тебе дорог мужчина, а на самом деле тебе дорого некое представление о себе, иллюзия свободы или неожиданности, миражи. (Неужели это правда или на меня так действует ремесло?) Она заканчивает редактуру. В конце концов выбирает молодую женщину в воздушном неглиже. Она запирает кабинет, садится в машину; пока переодевает туфли и натягивает перчатки, ее внезапно охватывает радость. Мысленно она уже на рю де л’Юниверсите, в квартире, заваленной книгами, пропахшей табаком. К сожалению, она никогда не остается там долго. Больше всех она любит отца – больше всех на свете, – а видится чаще с Доминикой. И так всю жизнь: я любила отца, а воспитала меня мать.