Предсказание - стр. 7

– Записал, записал, – заверил отца Руди. – 23 декабря 2002 года, снова понедельник.

– Две тысячи третий год, – продолжил Джозеф. – Двадцать шестое ноября. Среда. Перед Днем благодарения[8].

Записав четвертую дату на оборотной стороне контрамарки, Руди посмотрел на отца и увидел, что выражение его лица и глаз изменилось. Ярость ушла, остался только ужас.

– Бедный Джимми, бедный Руди, – прошептал Джозеф со слезами на глазах.

– Папа?

– Бедный, бедный Руди. Бедный Джимми. Где Руди?

– Я – Руди, папа. Я здесь, рядом с тобой.

Джозеф моргнул, снова моргнул, сбрасывая с ресниц слезы, вызванные охватившим его чувством. Каким именно, установить так и не удалось. Некоторые говорили, что изумлением. Другие утверждали, что такова естественная реакция на увиденное чудо.

Но Руди хватило нескольких мгновений, чтобы понять, что это не удивление, не изумление, а благоговейный трепет. Перед кем-то великим и неведомым.

А голос Джозефа упал до едва слышного шепота: «Две тысячи пятый».

Он все смотрел в некую реальность, что открылась ему там, где другие видели только голую стену. И в эту реальность, похоже, он верил ничуть не меньше, чем в мир, в котором прожил пятьдесят семь лет.

Дрожащей рукой, но по-прежнему разборчиво, Руди записал год и теперь ждал продолжения.

– Ах, – выдохнул Джозеф, словно ему только что открылся какой-то важный секрет.

– Папа?

– Не то, не то, – пробормотал Джозеф.

– Папа, что не то?

Любопытство заставило медсестру вновь приблизиться к кровати.

В палату вошел врач.

– Что здесь происходит?

– Не доверяй клоуну, – выдохнул Джозеф.

Врач переменился в лице, предположив, что пациент только что усомнился в его профессиональной компетентности.

Наклонившись над кроватью, пытаясь переключить отца с невидимого для всех, кроме него, на реальность, Руди спросил: «Папа, откуда ты знаешь о клоуне?»

– Шестнадцатое апреля, – сказал Джозеф.

– Откуда ты знаешь о клоуне?

– ЗАПИШИ! – проорал отец, после того как гром вновь расколол небеса.

И когда врач подходил к кровати с другой стороны, Руди добавил в строку с «2005 г.» на оборотной стороне контрамарки «16 АПРЕЛЯ». А потом и «СУББОТА», едва отец произнес это слово.

Врач взял Джозефа за подбородок и развернул голову к себе, чтобы лучше видеть глаза пациента.

– Он не тот, за кого себя выдает, – сказал Джозеф, не врачу, а своему сыну.

– Кто не тот? – переспросил Руди.

– Он не тот.

– Кто не тот?

– Хватит, Джозеф, – отчеканил врач. – Вы прекрасно меня знаете. Я – доктор Пикетт.

– Ох, трагедия, – в голосе Джозефа слышалась такая печаль, словно он был не кондитером, а актером-трагиком в пьесе Шекспира.

– Какая трагедия? – обеспокоился Руди.

Достав офтальмоскоп из кармана белого халата, доктор Пикетт не согласился с пациентом: «Нет тут никакой трагедии. Наоборот, налицо значительное улучшение».

Вырвав подбородок из пальцев врача, Джозеф воскликнул: «Почки!»

– Почки? – ничего не понимая, переспросил Руди.

– Почему почки должны быть таким важным органом? – пожелал знать Джозеф. – Это же абсурд, полнейший абсурд!

Руди почувствовал, что у него упало сердце. Если разум отца на какое-то время и прояснился, то теперь он снова начал заговариваться.

Вновь ухватившись за подбородок пациента, врач включил офтальмоскоп и направил луч в правый глаз Джозефа.

А в следующее мгновение, будто луч был иглой, а жизнь Джозефа Тока – воздушным шариком, пациент шумно выдохнул и упал на подушку, мертвый.