Предсказание - стр. 32

– Выбрав удобный момент, – прошептала она, – я скажу, что у меня срочное женское дело и мне нужна сумочка.

– Пилке для ногтей, даже острой, с пистолетом не справиться, – запротестовал я.

– Снова ты за свое. Законченный пессимист. Таким нельзя быть даже пекарю. Если ожидать, что все торты подгорят, так и будет.

– Мои торты никогда не подгорают.

Она изогнула бровь.

– Это ты так говоришь.

– Ты думаешь, что сможешь ударить его в сердце, и оно остановится, как часы, в которых лопнула пружина? – спросил я, подпустив в голос лишь малую толику сарказма, чтобы она не смогла уменьшить мои шансы добиться ее согласия пообедать со мной, если мы оба сможем пережить этот день.

– Ударить в сердце? Конечно же, нет. В крайнем случае бить нужно в шею, стремясь попасть в сонную артерию. А наилучший вариант – удар в глаз.

Выглядела она как мечта любого мужчины, а вот говорила что-то кошмарное.

Должно быть, у меня опять отвисла челюсть. А потом я пролепетал:

– Удар в глаз?

– Если вогнать пилку достаточно глубоко, то можно достать и до мозга, – она кивнула, показывая, что такой расклад полностью ее устраивает. – Он содрогнется, выронит пистолет, а если не выронит, то будет столь потрясен, что мы без труда завладеем его оружием.

– Господи, ты хочешь кратчайшим путем отправить нас на тот свет.

– Сколько же можно талдычить одно и то же!

– Послушай, – я попытался урезонить ее, – когда дойдет до дела, на такое тебе не хватит духа.

– Конечно же, хватит, речь ведь пойдет о спасении моей жизни.

Встревоженный ее спокойной уверенностью, я гнул свое:

– В последний момент ты дашь задний ход.

– Напрасно ты так думаешь.

– Ты уже втыкала кому-нибудь в глаз пилку для ногтей?

– Нет. Но ясно представляю себе, как я это сделаю.

Вот тут я уже не смог сдержать сарказма:

– Ты у нас кто, профессиональный убийца?

Она нахмурилась.

– Говори тише. Я учу людей танцевать.

– И втыкание пилки в глаз – один из балетных элементов?

– Разумеется, нет, глупый. Я учу не балету. Танцам. Фокстрот, вальс, румба, танго, ча-ча-ча, свинг и так далее.

Вот так со мной всегда: появляется возможность поближе познакомиться с красивой женщиной, и тут же выясняется, что она учит танцам, тогда как я – увалень.

– Ты дашь задний ход, – настаивал я, – и ты промахнешься, а потом он нас застрелит.

– Даже если я промахнусь, а я не промахнусь, будь уверен, но даже если я промахнусь, он нас не застрелит. Ты что, не слушал его? Ему нужны заложники.

Я с ней не согласился.

– Ему не нужны заложники, которые пытаются воткнуть пилку для ногтей в его глаз.

Она закатила глаза, словно обращаясь к небесам над потолком.

– Господи, ну почему меня приковали не только к пессимисту, но и к трусу?!

– Я не трус. Всего лишь проявляю благоразумную осторожность.

– Так говорит каждый трус.

– Так говорит и каждый человек, проявляющий благоразумную осторожность, – ответил я, надеясь, что в голосе нет извиняющихся ноток.

В дальнем конце комнаты маньяк начал лупить кулаком по газете, которую читал. Потом двумя кулаками. Лупил и лупил, как ребенок в истерике.

Лицо у него перекосило, с губ срывались нечленораздельные звуки ярости, словно сознание неандертальца, записанное в генах, пыталось вырваться из цепей времени и ДНК.

Ярость в его голосе сменилась раздражением, потом горем, снова яростью. Он напоминал дикого зверя, который выл, оплакивая невосполнимую потерю.