Размер шрифта
-
+

Предел несовершенства - стр. 22

– Не волнуйтесь, Василий Егорович, с отчетами полный порядок. Претензий по драгметаллам к цеху нет. Отчитываемся по золоту и серебру до шестого знака.

– Самое главное, почему Крупинкина убили, за что? Он, конечно, мужик вредный был, на язык острый, но за это не убивают. И еще, как ты думаешь, кто эти злосчастные пики приволок?

– Да кто угодно мог. Сами знаете, кому не лень, всякую шнягу в цех тащат. Одному просверли, другому припаяй, третьему в печь сунь. Любой термист безо всякого ведома мог халтурку взять. Нам этого не узнать, будут молчать, как партизаны. А что касается Крупинкина, даже и предположить не могу. Вы ведь его давно знаете, может, какие старые делишки всплыли?

– Какие делишки, Толя? Он на заводе со мной почти тридцать лет трудится, я его мальчишкой помню. А истории, ну, помню одну, когда его на «Скорой» из цеха увозили с приступом аппендицита. Женился на нашей девчонке из цеха, дочка у них. Вот вроде и все истории. Хотя помнишь, у нас недавно на этом участке технологическая авария была, когда все содержимое гальваники спустили в канализацию?

– Ну, смутно так.

– Как смутно? Комиссия еще была. Первый случай в моей практике. Федька тогда в смену работал.

– Василий Егорович, что старое ворошить, про эту аварию все забыли, и вы не вспоминайте.

– Да, лучше забыть. – Василий Егорович хорошо помнил, что это была смена Крупинкина, но воспоминания негативно отражались на его здоровье, и он категорически не хотел к ним возвращаться.

Когда он только стал начальником цеха, был молодым и амбициозным, произошла история, в которой тоже действующим лицом был Крупинкин. Этот случай он давно вычеркнул из памяти, но сейчас вдруг вспомнил, как будто произошло это вчера. Василий Егорович Половцев поежился – воспоминания отравляли ему жизнь.

– А то представляете, что в свете убийства могут «довесить», – продолжал зам.

– Ты же в комиссии от цеха был, комиссия сделала вывод о технологическом характере аварии, а я выговор получил и премии лишился. Нет, что-то тут другое, Толя, другое. Были у Крупинкина свои загадки. Может, Маша что знает?

– Маша – это кто?

– Жена его. Были у Феди свои странности.

– У всех у нас, Василий Егорович, свои странности.

– Нет, тут что-то другое. Другое. Не дай бог, отголоски старой истории!

А у него давление, и часто давит сердце, и вообще он хочет дожить до пенсии.

Глава 9

Где-то далеко звонил колокол, и Юлька не понимала, то ли этот звон идет с неба, то ли из земли. Она открыла глаза, и выяснилось, что мелодия звучит из телефона.

– Да! Говорите!

– Джулия, ты проспишь работа. У меня уже вечер, Мед, а ты в кровать.

– Я не в кровать, Кевин, я спала, и спасибо, что ты меня разбудил.

Телефон запиликал, и связь прервалась. Юлька вдруг совсем без причины вспомнила пушкинскую Татьяну из «Евгения Онегина»: «И ранний звон колоколов, предтеча утренних трудов, ее с постели поднимает». Как красиво говорили и писали тогда о женщинах, как восхищались ими! А что сейчас, как пишут в Интернете, ждала девушка принца, ждала, а пришел почтальон и принес ей пенсию, никакого звона колоколов и романтики…

– Как жаль, что ты уехал, и как я не хотела тебя отпускать! Мне так хорошо было засыпать и просыпаться в твоих объятиях, слышать твой голос, твой смех, видеть твою улыбку и глаза, готовить завтрак и все время чувствовать тебя рядом! Как я не хотела тебя отпускать! Мы не совпадаем сейчас по времени, у тебя вечер, а здесь утро, между нами огромные расстояния, моря и океаны, но мы вместе, несмотря на то что я не могу бросить все и уехать с тобой, точно так же, как ты не можешь бросить все и остаться…

Страница 22