Предчувствие весны - стр. 29
Когер потрясенно кивнул. Он так и не смог привыкнуть к стремительным поворотам судьбы. Едва сумел справиться с соблазнами и одолеть гордыню… едва оправился после того, как самонадеянно проповедовал императору Элевзилю и архиепископу Кениамерку, которые, должно быть, потешались над ним – едва он сумел преодолеть тяжкие переживания, когда обоих могущественных мужей постигла злая смерть… Уж не потому ли, что они смеялись над бедным Когером? Нет, нет, прочь греховные мысли!.. То гангмаров промысел! Но вот – снова. Снова его призывают император и архиепископ. Теперь сила когеровых проповедей не подвергается сомнению – и это новый соблазн. После испытания унижением Пресветлый испытывает его гордыней? Пусть так. Испытание следует выдержать со смирением.
Проповедник тяжело вздохнул, поднял глаза на архиепископа. Кивнул и выдавил из себя:
– Да, ваше высокопреосвященство. Как вам будет угодно. Ради славы империи и торжества Церкви.
Архиепископ Мунт проводил брата Когера до дверей, и уже в проеме несколько раз дружески потрепал растерянного клирика по плечу, затем наконец отпустил, напутствуя самыми добрыми словами. Когда Когер удалился, архиепископ смерил взглядом Тонвера с Дунтом – те застыли в смиренном поклоне. Пауза затянулась.
– Н-ну… – произнес Мунт, – великие грешники… теперь я желаю говорить с вами.
Монахи переглянулись и двинулись в кабинет грозного главы Церкви, предчувствуя неприятности. Тон Мунта не предвещал ничего доброго. Сесть парочке иерарх не предложил. Поудобней расположился в кресле и еще раз пристально оглядел клириков.
– Итак, брат Тонвер и брат Дунт.
Снова воцарилась тишина. Архиепископ злоупотреблял паузами – должно быть, ему нравился эффект, который периоды молчания производили на собеседников. Однако на Тонвера актерские ухищрения прелата не подействовали.
– Для нас огромная честь, что ваше высокопреосвященство помнит имена верных слуг Церкви, – молвил толстяк.
– Вы совершили преступление, – отрезал архиепископ, – столь великое, что я сумел запомнить ваши имена.
– Мы каемся, – пробурчал Дунт.
– Мы искупаем грех тяжкой службой – подхватил Тонвер, – неужели вашему высокопреосвященству не доложили, как мы, проявляя телесную отвагу и душевное смирение, сберегали бесценную жизнь достойнейшего брата Когера? Как отражали обращенные в его грудь кинжалы безжалостных убийц и заслоняли собственными тщедушными телами?
– Тщедушными? – архиепископ смерил взглядом округлую фигуру Тонвера. Толстяк добился своего, прелат улыбался и, кажется, готов был сменить гнев на милость. – Что ж, запомните, плуты: вы живы до тех пор, пока приносите пользу.
– Ради пользы святейшей Церкви мы готовы на все! – пылко произнес Тонвер.
– Готовы, – подтвердил Дунт.
– Отрадно видеть такое рвение, мои добрые братья, – улыбка архиепископа стала еще шире. – Я как раз намеревался поручить вам новое задание… весьма деликатного свойства. Если справитесь, можете рассчитывать на то, что отношение к вам смягчится.
– Приказывайте, ваше высокопреосвященство! – с жаром объявил Тонвер.
– Приказывайте, – поддакнул Дунт.
– В случае успеха вас обоих ждет великая награда. Не только забвение прежних грехов, но и высокие посты.
– О, ваше высокопреосвященство!
– Вы получите такие бенефиции и доходы, что со смехом станете вспоминать жалкую сумму, которую пытались похитить столь неудачливо!