Предатель. Вернуть любимую - стр. 41
— Это исключительно мое дело, которое тебя не касается, — прищуриваюсь. — Понятно все: Вита нажаловалась.
— Виталина — несчастная брошенная женщина. — Останавливается возле окна, устремив задумчивый взгляд на серый город. — И свои опасения высказать она вправе. И я тоже крайне огорчен твоим решением. Малолетку я никогда не приму и помогать тебе не стану. А запись ту я действительно удалил. Хочешь верь, хочешь нет.
— Значит, ты тоже в этом замешан! — теперь не выдерживаю я. — О какой дружбе ты говоришь? Мне противно слышать такие слова от человека, которого я считал другом! Ты гнилье, Баринов.
Продолжая стоять у окна, он оглядывается.
— Ты сейчас в ярости. Понимаю. Но лучше бы ты остепенился и задумался, как ребенка своего растить будешь.
— Какого еще ребенка?! Что ты несешь?!
— А Виталина тебе так и не призналась? Наверное, испугалась. Еще бы.
Его слова выбивают почву под ногами.
Ребенок. Крики. Бессонные ночи. Сопли, слюни, подгузники в дерьме. Няньки. Виталина в послеродовой депрессии и с мокрыми от молока сиськами. А потом сад, школа, репетиторы и это вечное «папа». Ребенок — это же на всю жизнь. Он полностью меняет реальность. Это как якорь на шею весом в тонну.
— Ты пиздишь, Баринов… — хриплю я. — Это часть вашего ебанутого плана? Я на него не поведусь.
— Нет, — бесцветно отвечает он. — Правда.
***
— Завтра точно выпадет первый снег! — делано ахает Вита. — Сам Мирон Олегович решил наведаться в свою же квартиру. Я уж и не надеялась тебя тут увидеть.
— Отойди, — рычу я и перешагиваю порог.
Виталина покорно пятится, а затем закрывает за мной дверь.
— Какими судьбами? — скрещивает руки на груди, упруго проглядывающей из-под пикантного выреза шелковой сорочки.
Опускаю взгляд на живот Виты. Плоский. Нет видимых признаков беременности, хотя времени ведь прошло еще немного.
— Ты беременна? — спрашиваю прямо.
Виталина напрягается, поджимает губы.
— А тебя это волнует?
— Если я здесь, значит, да.
Как-то неопределенно закивав, Вита быстро шагает в комнату, но уже через минуту возвращается и протягивает мне лист бумаги:
— Вместо тысячи слов.
Это заключение узи. Беременность маточная. Эмбриона еще не видно, в полости только небольшая черная точка. Сроки… сходятся.
— Из интернета распечатала? — возвращаю ей бумагу.
Виталина густо краснеет — сердится. Выдергивает лист из моих пальцев.
— Да как ты смеешь?!
Замахивается, чтобы дать мне пощечину, но я перехватываю ее руку.
— Только попробуй.
— Прости… — шумно вздыхает она. — Это, наверное, гормоны. Сама не понимаю, что со мной творится…
— Да ну? — слегка отталкиваю ее от себя и достаю из кармана куртки пачку с тестом для определения беременности, который купил по пути к Лактионовой. — Сделай его сейчас.
Вита растерянно таращится.
— Ты мне не веришь? Что за унижение? Разве я это заслужила?
— Я больше никому не верю, Вита. Что ни день, то новое открытие.
Виталина расстроена, но тест забирает. Пока она отлучается в ванную, я прохожу в кухню и наливаю себе стакан воды. Не жизнь, а сплошной затянувшийся пиздец, который никак не заканчивается.
Горделиво вздернув нос, Вита заходит в кухню и со стуком кладет тест на стол.
— Почему нет результата? — рявкаю я тоже на нервах.
— Жди, — шипит и приземляется на стул. — Боже, как я могла дожить до того, что ты так со мной обращаешься, Мирон? Пренебрежительно, как будто мы чужие!