Предатель. ( Не) возвращайся - стр. 20

— Не передумаю. Ты не в моем вкусе, — припечатываю я, разворачиваюсь и ухожу, успевая заметить, как он мрачнеет, а его лицо вытягивается.

А за его спиной раздаются смешки его свиты.

Разумеется, я лукавлю: он очень даже в моем вкусе, но только внешне. И ему об этом лучше не знать.

Я скрываюсь за поворотом, лелея надежду, что он все понял и отстанет.

Но нет, еще несколько раз он пытается меня очаровать, пригласить куда-то. Мой ответ остается прежним.

И это задевает его куда сильнее, чем я думала.

Следующие несколько месяцев я старательно его игнорирую, а он целенаправленно меня изводит. И чем больше игнорирую, тем больше изводит.

Подговорить своих друзей стащить мои конспекты — легко. Незаметно подкрасться ко мне в столовой, чтобы я вылила на себя стакан чая, — еще легче.

Как-то раз Львов и вовсе приносит в универ и подкидывает в мой рюкзак огромного паука. Пушистого такого, с длинными мохнатыми лапками. Я обнаруживаю его на перемене, и мой визг слышат, наверное, во всем университете.

Разумеется, Артем с приподнятой бровью сообщает, что никакого отношения к этому не имеет. И вообще, это обычный птицеед, как он успел заметить, чего я так ору.

Паука забирает и выносит из аудитории Егор Мерзлов. Вроде и учимся в одной группе, а до этого толком и не разговаривали, так, на уровне «привет — пока». Затем он подходит ко мне, смотрит с сочувствием:

— Арин, не обращай внимания на этого придурка.

— Спасибо, — всхлипываю я.

С тех пор мы отлично общаемся, но грань дружбы не пересекаем.

Пиком, когда я не выдерживаю и взрываюсь из-за выходок Львова, становится другая ситуация: в конце первого полугодия он подставляет меня по учебе.

— Арина, — останавливает меня в коридоре после очередной лекции.

— Чего тебе, Артем?

— Не хочешь сходить на вечеринку? Никулин собирает всех у себя в эту субботу.

— Нет, спасибо.

— Что, спешишь готовить доклад по модели Леонтьева?

— В смысле? — хмурю лоб я. — Макрушин говорил о системах линейных уравнений.

— Так ты, наверное, рано вышла из аудитории. Он заменил тему.

— Спасибо, я поняла.

Надо же, помог ненароком. Вот уж не ожидала.

Однако когда я приношу доклад, оказывается, что никакой замены темы не было.

«Господи, какая я балда!» — костерю себя на все лады, краснея перед преподавателем. Как можно было так легко поверить Львову и не уточнить у кого-то из наших?

Я получаю неуд. И ладно бы у другого препода, но Макрушин — чистый зверь. По рассказам старшекурсников, он будто испытывает удовольствие, когда валит студентов на экзамене. А уж если студент до этого исхитрился получить неуд — и вовсе пиши пропало. Пересдача обеспечена. И то, как Макрушин посмотрел на меня при сдаче доклада… Запомнил. Отложил в память.

Мне так нужны хорошие оценки и репутация, я так стараюсь, не сплю ночами, пропадаю в библиотеке, а Львов легким взмахом руки все усложнил.

Когда выхожу из кабинета Макрушина, из глаз брызгают злые слезы.

За что Артем так со мной? Что я ему сделала? Почему никак не отстанет?

Как нарочно, натыкаюсь на него на улице рядом с университетом, куда иду, чтобы купить хлеба. И в кои-то веки он без своей бессменной свиты.

— Какая же ты сволочь! — не выдерживаю я, бросаю в сердцах, подлетая к нему. — Это уже слишком! За что ты так меня ненавидишь, а? Что я тебе сделала?