Предать себя - стр. 23
— Пойдём, я тебя провожу, — подхватывает контейнер с ягодами, пакет с мусором и мягко подталкивает меня к выходу.
— Да я и сама в состоянии найти аудиторию, — противлюсь и останавливаюсь.
Внезапно становится тяжело дышать, ещё и мушки чёрные перед глазами залетали.
Он разворачивается и наклоняется чуть ближе. Произносит терпеливо и спокойно.
— Чем чаще нас будут видеть вместе, тем быстрее они привыкнут и перестанут обращать внимания.
— Привыкнут к чему? — вскидываю голову вверх и делаю шаг назад, чтобы и от него быть подальше и видеть его получше.
— Что мы вместе.
Чувствую, как стремительно щёки и даже шею опаляет жаром, ещё и сердце заколотилось как сумасшедшее, И это странное и очень неприятное ощущение в области солнечного сплетения, как будто бы тупая и едва различимая боль смешивается с сильнейшим чувством беспокойства, страха и нескончаемой дрожью. Оттягиваю ворот кофты и неосознанно смотрю в окно.
Сейчас бы на воздух, а то меня что-то душит…
Снова перевожу взгляд на Артёма.
Не ты ли?
— Кисуль, тебе плохо? — он берёт меня за локоть и пристальнее заглядывает в лицо.
— Ага, я в ужасе от того, что ты говоришь. И перестань меня называть этим дебильным словом, — слабо возмущаюсь и шагаю к выходу, стараясь глубже дышать.
— Как скажешь, Санечка, — улыбается и попутно выбрасывает пакет. Потом вдруг серьёзнеет и строго добавляет: — Будь осторожна с Востриковым. Нигде и никогда не оставайся с ним наедине. И с его друзьями тоже. И если что, в любое время я на связи.
— Ну, ты монстра-то из него не делай.
— Я и не делаю. Люди, как правило, сами с этим справляются, — произносит тихо, но с каким-то непонятным еле различимым подтекстом предупреждения или же угрозы… Но неясно в чей адрес. Мой или Вострикова? Хотя почему мой-то? Это ведь Самарин мне навязался с помощью.
Может, он просто так это сказал. И что это значит? Или же мне везде мерещатся угрозы…
— Послушай, я надеюсь, ты не собираешься… ну… там поговорить с Андреем?
— Разговором тут не обойтись.
— В смысле? Постой, нет, нет! Даже не думай! Пойми, мне не нужна шумиха. Он ничего серьёзного мне не сделал. Возможно, это даже я где-то лишний раз провоцировала его.
Он приближается почти вплотную и, всецело удерживая моё внимание, произносит:
— Не стоит в чужой низости и подлости искать свою вину.
У меня от его близкого чёрного, гипнотического взгляда всё внутри замирает, голова словно мутнеет и оцепенение берёт, а на периферии всё становится тусклым, белым шумом. И я не сразу замечаю, что мы остановились в метрах пятнадцати от закрытой двери аудитории, а почти тридцать пар глаз наблюдают за нами. Кто-то нагло и в открытую, другие исподтишка кидают недоумённые косые взгляды. Но никто в присутствии Самарина не решается отпускать смешки, фыркать и изгаляться.
— Он уже угомонился, — еле выдавливаю, смаргивая непонятно откуда взявшуюся оторопь.
— Сомневаюсь, — отвечает, мягко и непринуждённо разворачивая меня спиной к одногруппникам. — Причина идиотского поведения вчерашнего школьника намного серьёзнее, чем может показаться. Он либо успокоится, осознав, как налажал, либо перейдёт к более решительным действиям. Второй вариант более вероятен. Не зря же он следил за тобой.
— Зачем ты меня пугаешь? Думаешь, мне проблем мало?