Правила жизни с оборотнем - стр. 11
– Пойдём обратно за стойку, – услышала голос Марка.
Мы расположились в самом дальнем углу барной стойки.
– А можно? Можно я потренируюсь? Если разолью, сварю новый, а? – спросил, непонятно о чём Даня.
– Валяй, чего уж. После выходки Стефана… – обречённо махнул рукой Марк.
Даня кивнул. Поставил перед собой маленькую, чёрную кофейную чашку. Поправил её на крошечном блюдце и глубоко вдохнул, уставившись на неё и спрятав руки за спину.
Блюдце дёрнулось.
Мой рот непроизвольно открылся.
Даня тихонечко вздохнул и как будто расслабился.
Чёрное блюдце вместе с чашкой рвано приподнялось над поверхностью столешницы и медленно, неловко покачиваясь, поплыло ко мне. Я пристально смотрела на передвижение кофейной пары и очень хотела протереть глаза.
Долетев до меня, блюдце опасно накренилось, и чашка стала съезжать вбок, но тут же уверенно выровнялось и мягко опустилось прямо передо мной.
– Ну, почти! – с энтузиазмом подпрыгнул на месте Даня, радостно потрясая кулаком.
– Здравствуй, Катя! Рад, что ты пришла, – услышала cзади себя мягкий мужской голос. Не было в нём никакой угрозы, только дружеская доброжелательность, вот только всё равно спина моя заледенела. И оборачиваться мне совершенно не хотелось!
– Переборщили, да? – сочувственно произнёс тот же голос.
Пока я соображала, что ответить, и убеждала себя, что надо повернуться, Марк пододвинул ко мне чашечку с кофе и произнёс:
– Как видишь.
На автопилоте взяла чашку и заторможено поднесла к губам. Её край стукнулся о мои зубы, потому что в этот же момент на плечи мне опустились тяжеленые ледяные ладони.
– Не бойся, – проворковал тот же медоточивый голос, и холодные пальцы скользнули на разгорячённый затылок, нежно массируя.
Истошный крик бился в горле, но не мог выбраться наружу: язык не ворочался и словно опух, челюсти сжало судорогой, а чашка мелко билась об зубную эмаль, пока Марк заботливо не опустил мою руку на столешницу. От его прикосновения стало легче.
Чужие пальцы продолжали мелкими круговыми движениями гладить мою голову, и с каждым кру́гом боль уходила. Вместо неё краткими всполохами возвращались воспоминания. А воспоминания притушили истерику и вытолкали из души страх. Освободившееся место заполонило спокойствие. Оно разлилось по телу истомой, и я уже млела от ласковых прикосновений… Феликса. Да! Да-да-да, вспомнила и этот голос, и этого человека, и то, что вчера мы втроём встречались у Марка в баре. Выведав исподтишка у друга, что Феликс не женат, я и распечатала новый комплект с шёлковым бельём…
– Между прочим, – прикрыла глаза и произнесла с томным вздохом, – если хочешь успокоить, а не испугать человека, не надо говорить «не бойся». Потому что все мы научены миллионами растиражированных ужастиков и детективных историй, где самое страшное начинается именно после этих слов.
– Я запомню, – с игривой интонацией проговорил Феликс, и его пальцы, к огромному сожалению, отпустили мою голову. – Тебе лучше? – я млела от неприкрытой заботы в его голосе.
– Лучше, – повернулась на крутящемся стуле, и моя челюсть опять упала.
В который раз за день!
Передо мной стоял мужчина, одетый в старинный сюртук чёрного цвета. Широкие атласные лацканы расшиты тонкой серебряной нитью. Белоснежная рубашка с воротником, мягко обнимающим его шею, была дополнена кружевным жабо. Узкие бёдра обтягивали мягкие брюки, что добавляло его образу лёгкую небрежность и легкомысленность.