Размер шрифта
-
+

Праведник - стр. 12

Яков выключил фары, оставив гореть одни подфарники, и тьма сразу прихлынула, обступая атомокар сырым мраком.

– Эй! – крикнул Лот.

Эхо аукнулось гаснущим отгулом, и опять тишина, прерываемая капелью-метрономом.

Закурлыкал радиофон, и Яков вздрогнул.

– Чтоб тебя… Алло?

Стереопроекция высветила голову «Идальго».

– Привет, Лот!

– Здорово, – ответил Яша ворчливо.

– Ты уже здесь?

– Типа того. Да выкладывай, выкладывай… Вижу же, что чего-то тебе надо от меня.

– Угадал! – Робер ухмыльнулся. – Поздним вечером устроим очередную «политинформацию»…

– Политинформа-ацию?.. Хм. Поздним вечером… Скажи уж сразу – ранней ночью. Где?

– В старом карьере, вверх по течению Сены.

– А кто будет вести? – спросил Лот подозрительно. – Опять я?

– Нет! – рассмеялся «Идальго». – Моя очередь! На тебе и «Дакоте» – охрана.

– Охра-ана?.. Ладно, буду.

– Тогда пока! – все с той же бодрой интонацией попрощался Робер.

– Пока… – вздохнул Яков.

* * *

Если бы не «Балтик», Лот вряд ли бы нашел место, выбранное для «политинформации».

Находилось оно вне дорог, среди обрывов, врезанных в гряду сыпучих прибрежных холмов. Это была циркообразная ложбина, резко ограниченная выступами опрокинутых слоев песчаника.

Покинув джип, Яков сунул в ухо горошину переговорного устройства, оглянулся в потемках, проводя рукою с зажатым в ней гониометром. Вот крошечный приборчик блеснул индексом, поймав сигнал ультрафиолетового маячка. Туда!

За мачтой с излучателем Лот скорее угадал, чем увидел друзей.

– Джек?

– Я за него, – хихикнул в темноте «Вергилий» Ганс. – Привет!

– Здорово. Скоро сеанс?

– Джек только что звонил, говорит, подгребают уже.

– И то хлеб…

Парижане, не свободные в выборе информации из-за цензуры, готовы были сносить все трудности, тайком, в обход законов, собираться за городом, только бы познать истину.

Приходили и те, кто владел всею полнотой знания, лишь бы побыть среди «своих», почувствовать, что ты не один такой в царстве полуправды и откровенной брехни.

Горожане приплывали к месту встречи на низких надувных плотах, подхватывали их и тащили с собой – послужат сиденьями.

Приглушенный шум толпы разрастался – сдавленные голоса, шиканья, шарканье подошв множились.

– Третий, я первый, – щелкнуло в ухе. – Как обстановка?

– Первый, я третий, – откликнулся Яков. – Все идет штатно.

– Нормуль! – булькнул «первый».

В призрачном свете стереопроектора возникла щуплая фигурка «Идальго».

– Друзья! – начал Робер безо всякого пафоса. – Наш сеанс мы начнем с телесюжета, снятого еще в две тыщи пятнадцатом. Это интервью профессора Франсуа Пиньона, которое он давал в студии «ТФ-1». В эфир оно не пошло. Посмотрим?

– Посмотрим! – откликнулась толпа.

Стереопроекция легла на вогнутую кручу, налилась цветом… Пошла картинка, плоская, но яркая. Седой, представительный месье Пиньон сидел в кресле напротив молоденькой ведущей, улыбаясь иронически, но горькая складка у губ профессора придавала его улыбке нотку печали.


ВЕДУЩАЯ (бодро): Господин профессор, ваши высказывания по поводу гендерной теории известны. Что вы можете добавить к уже сказанному?

ПРОФЕССОР (спокойно): Ничего, мадемуазель.

ВЕДУЩАЯ: (растерянно): Совсем ничего?

ПРОФЕССОР (вздыхает): Скажите, мадемуазель, что утверждает эта, якобы научная теория?

ВЕДУЩАЯ: М-м, насколько я помню, теория гендера… она о том, что существует не два пола, а семь – мужской, женский, гомосексуальный, лесбийский… Еще есть бисексуалы, транссексуалы и интерсексуалы. И человек сам определяет свою сексуальную ориентацию, свою идентичность с тем или иным гендером. По-моему, так.

Страница 12