Правда о «золотом веке» Екатерины - стр. 52
Впрочем, Кабинет организовали в ноябре 1731 года, а еще в марте Анна Ивановна восстановила учреждение, которое при ее дядюшке называлось Преображенским приказом. Теперь это заведение получило название Канцелярии тайных розыскных дел. А во главе ее встал старый, заслуженный палач еще тех, петровских, времен – Андрей Иванович Ушаков.
Бироновщина в огромной степени держалась, кроме личного влияния Бирона, на Кабинете, члены которого менялись, и на Тайной канцелярии, глава которой оставался неизменным, несменяемым и благополучно дожил до конца режима.
Считается, что для режима бироновщины наиболее важная черта – засилье иностранцев, главным образом, немцев, во всех областях государственной и общественной жизни.
Если явление рассматривать подробнее, приходится сразу добавить еще и хищническую эксплуатацию народа; разграбление природных богатств страны; жестокие преследования недовольных, доносы, шпионаж.
Уже в 1731–1732 годах государственная казна истощилась от бесхозяйственного управления страной, беспримерной роскоши двора, хищений фаворитов. Приходилось изыскивать новые средства, а как? Принялись выколачивать недоимки из крестьян и посадского населения, старались выжимать все, что возможно.
Другим источником пополнения казны стали продажи монополий и невосстановимых ресурсов, например минеральных.
Третьим – богатства репрессированных – ведь они отходили в казну.
Двор при Анне обходился впятеро или вшестеро дороже, чем при Петре, «при неслыханной роскоши двора в казне нет ни гроша, и потому никому ничего не платят», по словам французского посла. «Никому» – это в смысле армии и флоту, чиновникам и поставщикам двора, но сам-то двор существовал очень хорошо, даже роскошно посреди нищающей страны.
Двор поражал в одно время и роскошью, и дикостью; про «мотовскую роскошь» и безвкусицу двора с изумлением писали иностранцы. В одном Анна Ивановна очень походила на дядюшку Петра: она тоже органически была не способна остаться наедине сама с собой. Грубые, пошлые увеселения, беспрестанная трескотня шутих, гомон приживалок, фрейлин и «ближних дворянок» был ей необходим, как воздух. Ей необходимы были какие-то чисто физические действия.
Но если Петр был непритязателен, его попойки и развлечения походили на сходки немецких ремесленников, Анна Ивановна весьма уверенно считала себя женщиной, которой подобает роскошь. От дворян требовали все новых и новых нарядов. На каждый праздник (а их было до пятидесяти в год) требовался новый маскарадный костюм или новое платье – а значит, надо было покупать дорогие иностранные ткани. Дворянство, даже и придворное, было вовсе не так уж богато, и такая перспектива совсем не вызывала у него восторга.
А императрица прямо требовала этой роскоши, – новых платьев, ярких костюмов, иллюминации, танцев, и ее требования чреваты были стесненным положением одних и разорением других. И можно спорить, что было важнее – роскошь или новое унижение зависимых от нее людей.
И новый источник споров: что в ней кричало, в императрице – еще маменькина розга или многолетнее прозябание в Митаве, в унизительной зависимости от подачек из Петербурга? Право же, я не берусь судить…
Как воспринималось это требование роскоши, хорошо показывает хотя бы история с Румянцевым. После дела царевича Алексея в 1718 году Петр отблагодарил Румянцева, отдав ему часть деревень Лопухиных. При Петре II у него эти деревни отобрали и вернули прежним владельцам.