Правда и блаженство - стр. 86
– Может, Яков Соломоныч, это все-таки от простуды? А? – заискивал перед доктором Лешка, пытаясь перевести стрелки болезни на холодную землю и простуду почек в одной из рыбалок.
Доктор отскочил от микроскопа, обнял Лешку за плечи и тихо, казалось, по секрету сказал:
– От блядишек. Исключительно от них. Поверьте Якову Соломонычу. Будем колоть, Лещя… Отлично, отлично!
Лешка все равно блаженствовал. Считал себя героем. Он повел счет.
Анна Ильинична схватила ухват, пресекла путь вторжению, завопила:
– Не пущу! Разве можно экому идолу в доме жить?
Семилеток внучок, юродивый Коленька прижался к бабкиному боку, тоже испуганно таращил глаза на дивное диво. Перед ними в сенях стоял Федор Федорович с огромной клеткой, едва в двери прошла, в клетке большой черный ворон сидит на жердочке.
– Это Феликс. Царь-птица! – втолковывал Федор Федорович вздорной старухе. – Он говорит. Скажи, Феликс… – Тут Федор Федорович скомандовал, раскатисто, широко: – По-о-лк!
Феликс задрал клюв, сверкая черными глазами, и выкрикнул весьма разборчиво:
– Смир-р-р-на!
Анна Ильинична обмерла. Перекрестилась. И еще пуще вцепилась в рукоятку ухвата, заговорила ярей:
– Потравлю! Голову скручу! Котам брошу, экого демона!
– Безмозглая старая карга! – обозвал ее Федор Федорович. Стал разворачиваться, выбираться из сеней назад, на улицу, с неуклюжей огромной клеткой, с говорящей чудной птицей.
Коленька, перепуганный то ли птицей, то ли ругачкой бабушки с «мамкиным хахалем», увидел на пороге белое пятно птичьего помета; вероятно, когда Федор Федорович вертел клетку, чтобы ее вынести вон, этот помет и оставил Феликс. Коленька указал бабке на пятно и сильно расплакался, взахлеб, с ревом. А после, весь вечер, говорил почти безостановочно. Речь его была непоследовательна, беспредметна, но, казалось, имела какой-то потусторонний непостижимый смысл. Анна Ильинична считала, что смуту во внукову душу внес черный злодей ворон.
Серафиму рассказ матери о появлении Федора Федоровича с клеткой «с демоном» тоже потряс. Как всё истолковать это – она не знала, пожимала плечами: говорящий ворон, пятно помета, испуг Коленьки – всё ерунда какая-то; да только ерунда ли?
Отвергнутый в доме Серафимы, Феликс принес оживление и разнотолки в родной дом Федора Федоровича, а также в семью Ворончихиных. Валентина Семеновна отнеслась к появлению пернатого соседа со вздохом подозрения и странным выводом: «Совсем, знать, разладилось у Федора с Маргаритой…» Пашка пожалел птицу: поживи-ка в несвободе! Лешка говорящему ворону обрадовался, пошел знакомиться… Маргарита стала оберегать птицу от кошки Марты, которая гнула белую спину возле клетки и косила синие глаза на аспидного супостата. Хотя Феликс жил в комнате отца, за стеной, Костя фантастического ворона побаивался и часто с волнением вслушивался, не вещует ли за стеной царь-птица.
Федор Федорович с появлением в доме Феликса реже стал бывать у Серафимы. Это был некий знак, требующий толкования. С чего это вдруг мужику интереснее с вороном, чем с моложавой женщиной, которая умеет вкусно готовить и нежна в постели? С вороном Федору Федоровичу, казалось, было вольготнее. Как с малым дитем можно играть безустанно, – так и с птицей Федор Федорович мог пребывать часами.
– Феликс! – взывал командным голосом Федор Федорович. – По-о-олк!