Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России - стр. 9

С точки зрения автономистов, от восстановления автономии зависело выживание или исчезновение евреев как целого, поэтому им было исключительно важно преодолеть собственное отчуждение от того самого народа и культуры, которые они желали сберечь. Приведу один пример: в 1912 году Израиль Ефройкин заклинал российских еврейских интеллигентов воссоединиться с фолк (народ, идиш), от которого они, как он считал, были безнадежно отчуждены. По словам Ефройкина, «их не соединяют с фолк’ом глубокие, внутренние, близкие связи: различны и образ жизни, и мировоззрение, и язык. Лишь меч, висящий над нашими головами, лишь тяжкий кнут, свистящий над спинами всех нас, да блеклая сентиментальность, без кожи и костей, еще соединяют их [интеллигентов] с народом»8. Ефройкин утверждал, что еврейские интеллигенты в России пошли тем же путем, что их западные собратья, «стремясь перетереть и порвать последнюю нить, привязывающую их» к общине9. Биография Ефройкина подсказывает: он сокрушается о самом себе, как и о своих читателях – подписчиках издаваемого в Санкт-Петербурге нового журнала на идише. Уроженец литовского местечка, Ефройкин получил образование в хедере и иешиве, а в 1904 году перебрался в Швейцарию, изучал в Бернском университете юриспруденцию и экономику. Его политические убеждения за время учебы радикализировались, и в Российскую империю он вернулся в 1910 году социалистом и в целом совсем другим человеком10.

В словах Ефройкина отражается неразрешимый парадокс, заложенный в политических требованиях еврейской интеллигенции последних десятилетий Российской империи. Еврейские интеллигенты, как это вообще было присуще российской интеллигенции, спорили между собой о том, кто наилучшим образом понимает нужды и чаяния своего народа. Разумеется, в ту пору в Российской империи не существовало единого типа «еврейского интеллигента»: евреи присоединялись к самым разным политическим течениям, а чаще и вовсе не следовали никакой идеологии. Тем не менее можно вычленить ряд проблем и задач, которые занимали политически активную часть еврейских интеллигентов на закате империи, и первой среди этих задач окажется реформа и восстановление общинной автономии. Ефройкин понимал, сколь сильно искушение отвернуться от традиции, и утверждал: поскольку противостоять этому стремлению невозможно, его следует направить на преобразование общины.

Реформирование Российской империи все еще оставалось открытым вопросом (должно ли оно произойти и если да, то когда и в каком направлении), и еврейские интеллигенты обсуждали, как евреи могут повлиять на этот процесс и как он повлияет на них. Те, кто искал «национальную идею», сами уже принадлежали современному миру и, естественно, полагали, что эмансипация позволит войти в этот мир и основной части российского еврейства. Нравилось им это или нет, российским евреям все равно предстояло войти в современную эпоху, так что интеллигенция напряженно размышляла о том, каких решений это потребует. Наиболее радикальные социалисты предпочли бы вовсе порвать с религиозной традицией; ортодоксально религиозное (возникшее позднее радикальных групп) движение Агудат Исраэль (Союз Израиля, др.-евр.), напротив, пыталось защитить традицию. Но для многих евреев национализм стал мостом между миром традиции и современностью. Автономизм (в разных его версиях) как движение возникает, таким образом, из адаптации традиционных концепций еврейской общины и еврейского народа к требованиям модернизации. На практическом уровне автономизм пытался преобразовать традиционную корпоративную и сословную систему в светские институты национального самоуправления, которые послужили бы основой еврейской автономии в современном государстве. Наконец, автономия стала восприниматься как наилучшая защита от реальной или воображаемой угрозы ассимиляции, то есть от того последствия модернизации, которое в наибольшей степени беспокоило еврейскую интеллигенцию в России.