Прапор и его группа - стр. 20

– В принципе, – говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушенки, – вы должны быть готовы съесть все, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак или гусениц. И необязательно чересчур сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть все. Меняется порог его восприимчивости, он даже начинает по-другому думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что-либо, ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.

– Товарищ старший прапорщик, – обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, – сколько дней вам самое большее приходилось не есть?

– Немного, трое суток, – усмехнулся Ефимов.

Кто-то присвистнул.

– В Афгане?

– Не совсем, – усмешка Ефимова стала шире. – Там вообще все получилось оригинально…

Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать…

Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне бээрэмки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден Красной Звезды. Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани, пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила легкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» – небольшую окруженную валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряженка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от «АК» 5,45-миллиметровых патронов до минометных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул и со словами: «Вот она, Родина, мать твоя!» – вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

– Товарищ прапорщик, – вынырнул из-за корпуса эмтээлбэшки запыхавшийся Степашин, боец батальонного разведывательного взвода, – вас к заместителю командира полка!

– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…