Прах (сборник) - стр. 24

– Повздорил с сокамерником, – с неохотой проговорил Илья.

– И что?

– В смысле? – не понял Илья.

– В прямом. Зацеловал тебя до смерти? – спросил Петр Алексеевич. Глаза его потемнели. Он смял очередную салфетку, щелчком толстого ногтя отправив ее на тарелку с салом. Медленно встал, вышел из-за стола и, обойдя его, остановился за спиной Труднова, тяжело сопя.

– Заточка, – коротко ответил Илья. Он буквально затылком ощущал жаркое дыхание хозяина дома – смесь перегара, сыра и тушеного мяса.

– Заточка, – тихо повторил за ним Королев, и через секунду его толстые пальцы клещами сжали шею беглеца. Труднов вздрогнул, непроизвольно задев стакан, который тут же перевернулся, заливая кипенно-белую скатерть яблочным компотом.

– Что же ты творил, сука гнойная? – прошипел Петр Алексеевич, не ослабляя хватку. – Что же ты творил, больной урод?! Твой отец наверняка в гробу сто раз перевернулся!

– Я… отпу…сти… – прохрипел Илья, тщетно пытаясь оторвать стальные пальцы от немеющей шеи. От недостатка кислорода в висках шумело и нервно пульсировало, голова раздувалась, словно ее накачивали гелием.

– Я следил за прессой! – багровея, заорал Королев. – Все те, над которыми ты издевался, насиловал и убивал, – одинокие старухи!! Ты специально искал беспомощных, потому что их никто не стал бы искать!!! Е. ный извращенец!!!

Глаза Ильи выпучились, лицо приобрело лиловый оттенок. Оставив попытки расцепить железобетонные пальцы Королева, трясущейся рукой он нащупал вилку. Очевидно, Петр Алексеевич заметил это, так как хватка моментально ослабла, и он на всякий случай шагнул назад.

Пошатываясь, Илья поднялся из-за стола.

– Что, хотел меня пырнуть, гаденыш? – оскалился Королев.

– Ты… – прохрипел Илья, хватая воздух ртом, как бьющаяся на крючке рыба. – Ты не…

– Положи вилку и сядь, – жестко приказал Петр Алексеевич. – Или я позову Ивана, и он сделает из тебя кровавую мочалку.

Тяжело дыша и кашляя, Илья опустился на стул. Перехватил многозначительный взгляд Бориса. В глазах длинноволосого мужчины плясали злорадные искорки, и ему захотелось убить его. Его и этого жирного хряка в узбекском халате, вцепиться в горло зубами, разорвать артерии, чувствуя, как в глотку бьет тугая горячая струя крови.

Между тем Королев вернулся на свое место и, как ни в чем не бывало, уселся на диван. Его широкое отечное лицо разъехалось в ухмылке:

– Ладно, ладно, вспылил я. Но и ты хорош. Может, ты думал, за твои подвиги я тебе медаль на сиську повешу? Или «Орден Святого Ябукентия»? Хер на рыло, мальчик.

Илья исподлобья глядел на сидящих напротив мужчин.

«Это враги, – тревожно зазвенело в мозгу, словно серебряный колокольчик. – Враги. Нужно убираться отсюда!»

– На хера ты влез в это дело? – вновь заговорил Королев. – Обратился бы ко мне, я бы тебе достал резиновую старушку, хе-хе. Отрезай ей что хочешь – не хочу.

Борис холодно улыбнулся, специальной ложечкой выловил из хрустальной розетки оливку, неспешно отправил ее в рот. Маслянисто подмигнул Илье, и тот отвел пылающий взгляд. От него не ускользнуло, что тщательно ухоженные ногти Бориса матово поблескивали.

«Он что, педик?!»

– Кем был мой отец? – спросил Труднов, когда прерывистое дыхание, наконец, выровнялось. – Где моя мать? Где я жил до этого?!

– У тебя нет родителей, – спокойно ответил Петр Алексеевич. – Погибли много лет назад в аварии.