Прах (сборник) - стр. 15
Вытащив из кармана часы, она поднесла их к свечке, внимательно вглядываясь в циферблат:
– Тебе пора. Вообще-то есть время до рассвета, но ты ведь спешишь…
Илья спрятал перстень в карман брюк, взял сверток со снедью и поднял клетку.
– Ну, пока.
– Извини, что не провожаю, – попыталась улыбнуться пожилая женщина. – Нога. Я бы…
– Угу, можешь не продолжать, – перебил ее Труднов. – Если бы не больная нога, ты бы сама влезла на этот гребаный маяк, это ты хотела мне сказать? Ну да. А тебе не приходило в голову, что я выкину твой талисман, как только выйду из подъезда?
Наталья замерла.
– Ты не сделаешь этого, – оторопело проговорила она.
– Откуда тебе знать? Может, и не сделаю. А может, и сделаю. Ты все равно не проверишь, так ведь? И, скорее всего, ничего не изменится.
Старуха молчала, горестно сцепив перед собой скрюченные пальцы. У нее был такой вид, словно ее предал самый близкий человек.
– Ладно. Я все сделаю, – сжалился Илья. – Так и быть. Будь здорова, баба Наташа. Не кашляй.
– И тебе не хворать, – машинально откликнулась она. – Я верю в тебя.
Он уже дошел до прихожей, как из комнаты донесся ее старческий голос:
– Сегодня будет сильный туман. Постарайся успеть до того, как он тебя накроет на маяке.
– Спасибо за заботу, – буркнул Илья.
Отодвинув тяжелую дверь в сторону, он несколько секунд, затаив дыхание, прислушивался. По ногам прошелестел колкий сквозняк. Заброшенный дом, в котором все еще теплилась чахлая жизнь матери и сына, медленно погружался в тяжелый сон.
Илья неслышно выскользнул из подъезда и вскоре скрылся из виду.
– Ничего не изменится, – хрипло повторила Наталья слова беглого зэка. – Говоришь, для меня ничего не именится, если ты не сдержишь слово? Может, оно и так. Но возможно, изменится, и очень многое.
Она посмотрела в окно, за которым стремительно сгущались сумерки.
– Очень многое.
Отойдя метров на пятьдесят, Илья обернулся. Обветшалая трехэтажка сонно пялилась на него мертвыми окнами-глазницами.
– Всего хорошего, – сказал он и быстрым шагом направился по разбитой дорожке. Бетонная плитка со временем покрылась паутиной трещин, сквозь которые топорщились пучки выгоревшей травы.
Внезапно беглый зэк почувствовал необычайный прилив сил и энергии, он ощущал себя мобильником после полноценной зарядки. При этом Илья абсолютно справедливо отдавал себе отчет, что поводов для этого оптимизма маловато. И тем не менее…
«Меня сейчас встретят… и увезут в надежное место… – думал он, торопливо перебирая ногами. – Не будет же абы кто рисковать ради меня жизнью?! Нет!»
Он шел, продолжая себя мысленно подбадривать.
Слева мелькнула детская площадка, и он машинально замедлил шаг. Разваленная горка, покореженные качели, с верхней перекладины которых свисали обрывки ржавых цепей, почему-то напомнили ему виселицу. В песочнице лежал разлагающийся труп кошки, в клочьях шерсти суетливо копошились черви.
«Деминск умер, – повторил про себя Илья слова старухи, быстро шагая вперед. – Умер, умер, умер».
– Умер, – произнес он вслух, словно наслаждаясь этим жутковатым словом. – А почему он умер?
Задрав голову в темнеющее небо, Труднов ответил:
– Да хрен его знает.
Он обогнул покосившийся киоск с выбитыми стеклами и вышел на трассу. Присвистнул, увидел закопченный кузов «шестерки» без колес и вышел на проселочную дорогу, которая вела на холм.