Прах человеческий - стр. 9
– Дом Бурбонов? – пробормотал я, припоминая эту историю: принц Филипп Бурбон был отцом лорда Августина.
– Принц Филипп организовал покушение на брата. Оно не удалось, и тогда он переманил на свою сторону часть младших домов, присягнувших на верность Бурбонам. Почти двадцать лет шла пойна, пока сын Филиппа, ныне покойный лорд Августин, не сдал отца людям принца Шарля в обмен на собственную жизнь и свободу…
Одна линза сложных очков Арриана переместилась выше, вероятно отреагировав на слабую перемену в освещении.
– …Не удивлен, что вы не знакомы с этой историей. Она случилась за несколько веков до вашего рождения, а Веро весьма далеко от Делоса. Но восстание сентябристов считается одним из худших примеров пойны за последние века.
Мои внутренности точно налились свинцом.
Я уставился в окно над головой примата и, как будто оправдываясь, ответил:
– Кое-что я о нем слышал. Но не название.
– Шарль Бурбон не отважился казнить брата. Принца Филиппа и его сентябристов сослали на Белушу. Насколько мне известно, большинство там и умерли.
– И Гибсон был одним из них, – поспешно сказал я, словно пытаясь отвести от себя тот ответ, который вот-вот должен был услышать. – Одним из сентябристов.
Теперь я решил, что зря приехал в атенеум.
Я знал, что сейчас скажет Тор Арриан.
– Нет, что вы, – произнес старый схоласт, уставившись на меня двумя зелеными лунами глаз в тон мантии. – Гибсон – это сам принц Филипп. Большую часть срока на Белуше он отмотал в крионической фуге – привилегии аристократов, знаете ли, – а потом подал прошение перевести его в атенеум Сиракуз. Принц Шарль убедил Имперский совет смягчить приговор, и его брату позволили принять Предписание и вступить в орден.
Я сжал губы и едва расслышал последние два предложения.
«Гибсон – это сам принц Филипп».
Я всегда подозревал, что Гибсон был отщепенцем какого-то знатного рода. Его долголетие подтверждало принадлежность к великим домам Империи. В детстве я фантазировал, будто он, как Арриан, был родственником самого императора. Когда отец яростно отчитывал меня или отправлял спать в холодную каморку, я успокаивался, убеждая себя в том, что Гибсон был знатнее лорда Алистера и обладал большим авторитетом.
Но такого я и представить не мог.
Знала ли Валка? Мог ли Гибсон рассказать ей?
– Гибсон был… – Я с трудом смог произнести имя: – Филиппом Бурбоном?
Я сунул руки в карманы шинели, чтобы Арриан не заметил, как они дрожат, хотя мне вряд ли стоило опасаться полуслепого старика.
– Как я и сказал, – ответил примат. – Мы изгои, беглецы и преступники. Думаете, почему мы отрекаемся от прежних имен? Принцу Филиппу было позволено прикрыться именем Тора Гибсона и доживать свои дни анонимно, занимая должность, на которой он не мог причинить вреда Империи, а Империя, соответственно, не могла причинить вреда ему.
– Вреда Империи? – Я едва не усмехнулся. Едва. – Он ведь обучал меня.
А я убил его сына.
Эта мысль пронеслась сквозь меня, как ветер в открытый шлюз, и я застыл в кресле. Веселое потрескивание в камине причудливым образом аккомпанировало неслышному реву в моей голове. Августин Бурбон пытался меня убить, сговорившись с сэром Лорканом Брааноком и самой императрицей. Они подстроили мне дуэль с наемным убийцей Иршаном и подкупили лейтенанта Касдон, чтобы та пронесла на «Тамерлан» нож-ракету. Им почти удалось разделаться со мной, а заодно и с Валкой. Я не должен был чувствовать ни ужаса, ни жалости.