Позови меня, Ветлуга - стр. 16
– Шанежки – шаньги – круглые и золотые, как солнышко. Это – по-марийски, – ответила серьёзно старуха.
– А знаешь, как бабушке фамилия? – загадочно спросила Эллина и сама же ответила: – Шанцева, а по-русски значит – Солнцева.
– Интересно! – только и ответил Андрей, продолжая уписывать оладьи.
Потом старуха легко, даже резво, поднялась и куда-то вышла. Эллина взяла Андрея за руку и подняла на него глаза, желая что-то спросить или сказать, но не успела: старуха вернулась. Она вернулась с огромной охапкой, прямо-таки стогом, свежескошенной крапивы и стала её разбрасывать от порога, через все сени, на крыльцо и ступеньки.
– Бабушка?.. – Эллина что-то хотела спросить у старухи, но осеклась.
– Сегодня – Аграфена-купальница, а завтра Иван-травник. Мне работать надо. Надо сорок трав собрать, сегодня у меня главный день года. На целый год запастись – это трудно.
– А я слышал, что сегодня – ночь Ивана-Купалы? – сказал Андрей.
– Это – писатели придумали! Пойдёте на ночь гулять – идите на Белое озеро. Идите через зады, там – через плетень перелезете. А ты, девка, не забудь сплести венок.
– Знаю, бабушка!
Старуха ушла, прихватив плетённую из липовой лыки котомку и сняв с крючка пучок лыковых вязочек.
До Андрея смутно стало доходить, почему Эллина пригласила его в деревню.
Пробирались через заросли картошки, которая уже цвела, зачем-то перелезали через забор, а потом, взявшись за руки, шли по целинному нетронутому лугу. Марило, густой запах летних трав и цветов душил и кружил голову. Солнце ещё не закатилось, а на небе уже высветилась кривая улыбка бледного молодого месяца.
Армия кузнечиков, которые орали как сумасшедшие в поле, в лесу внезапно стихли. Только тренькали какие-то маленькие птички и печально куковала далёкая кукушка. Андрей попытался обнять Эллину, но та, как-то мягко прильнув, отстранилась и взяла его снова за руку.
– А твоя бабушка травница или знахарка?
– И то, и другое! Она со своим отцом – моим прадедушкой – приехали сюда из Сибири вдвоём. Он был политкаторжанином и выбрал эту глухую деревню для жительства. Этот дом сам построил. Бабушка в десять лет осталась одна. Её вся деревня кормила и воспитывала. А в двадцать лет она родила маму и её стали считать килятницей, ведьмой по-простому. Ей пришлось отдать маму в детский дом на Бору. Трудно было. Потом случилось два чуда: бабушка лесной пожар остановила, две соседних деревни сгорели, а наша – нет. Она, когда все уже без вещей побежали к реке, оделась по-зимнему и пошла в горящий лес. Пожар прекратился, а она вернулась. А потом она оживила девочку утонувшую, которую вытащили из реки синюю и без дыхания. Родители принесли её к бабушке, та их выгнала, а через час позвала: девочка была жива и сидела на лавке.
После этого про бабушку всякие небылицы стали рассказывать, и к ней стали приходить и приезжать и из соседних деревень, и из города. Она всем отказывала, а своим деревенским сказала, что если они не прекратят придумывание всех этих сказок о ней, уедет из деревни. Вот тогда к ней все стали относиться с любовью и уважением. Она ведь ещё и книжницей была. Её папа – мой прадедушка – был очень образованный и грамотный, я уж не знаю, кем он был до революции, только книг у бабушки было очень много. А несколько лет назад она их все отдала.