Размер шрифта
-
+

Пожиратель ищет Белую сову - стр. 20

– И зверя? – спросила Анипа.

– И зверя! Сколько было китов, тюленей, моржей! Где они теперь? Одни кости. Вот и охота плохая. И люди голодают, но наш голод с их голодом не сравнится. Мы-то, если поедим, сытые и счастливые. Радуемся жизни, смеёмся. А тугныгаки не знают ни радости, ни покоя. Проглотят кита, не посмотрят, кто он и откуда, и плывут за следующим.

– Если они столько едят, – воскликнул Матыхлюк, – сколько же они гадят!

– Молчи ты! – Анипа толкнула брата.

– Ну правда! У них там, за Чёрной горой, наверное, холмы из какашек!

– Глупый, – разозлилась Анипа. – Неужели не ясно? У них в животе всё сгорает!

– Значит, какают углями? – не сдался Матыхлюк.

– Это ты какаешь углями, когда наешься голубики! А у них сгорает так, что ничего не остаётся. Вообще!

– Верно, – кивнул Айвыхак. – У пожирателей и ночью в животе бурчит. Кишки тлеют, скрипят, не дают уснуть. Пожиратели не выносят тишины. Им нужно, чтобы вокруг было громко. Поэтому и за душой человека охотятся. Сами от голода всё позабыли, а в наших душах – история: кем мы были, где жили, что видели. Высосанная душа тает, как лёд под летним солнцем, а пока тает, рассказывает свою историю от первых дней. Пожиратели её слушают и на время отвлекаются от бурчания в животе. Если не напьются человеческих душ, спать не могут и очень злятся.

– Что остаётся от души, когда она совсем растает? – тихонько спросила Анипа.

– Ничего. Даже пятнышка. Она исчезает. А червецы без неё ходят пустые внутри. И тот, кто должен был родиться с их душой, уже не родится. Почему, думаешь, Нанук сидит без детей? А сами тугныгаки плодятся. Человеку, чтобы родиться, нужна душа, а у новорождённых тугныгаков заместо души – голод. Голода на всех хватит, он бездонный. Бывает, что тугныгаки уводят живых. Селят их в своих землянках и заставляют день-ночь напролёт петь песни, плясать и бить в бубен. Вот как не любят тишину! Крошат скалы, ломают плавниковое дерево, колотят по земле, только бы заглушить скрипящие кишки. И обвешивают себя проклятыми камнями, чтобы они на ходу гремели. Идёт пожиратель, или едет на волке, или летит на орле, а его издалека слышно.

– Я видела такой камень. Гладкий, будто обточенный. И пачкается бурой грязью.

– Да… – протянул Айвыхак. – Их много под Чёрной горой. И на берегу, ниже Скалы оголённых клыков. Тугныгаки иногда нарочно их бросают, чтобы человек испачкался, – метят его и выслеживают. Если уж не понял и схватился, надо сразу руку ополоснуть водой, а потом натереть корнем кисличника. А лучше нерпичьим жиром.

– Я ополоснула. Но про корень не знала…

– Ну, пожиратели до нас добрались бы и без тебя. Так что не думай. Но будь умнее.

– А почему… – Анипа не сразу решилась задать вопрос, – почему пожиратели никого не тронули? Здесь, в Нунаваке.

– Утатаун пока хитрее.

– Почему «пока»?

– Надолго его хитрости не хватит. Он не первый. Были и другие хитрецы, да где они? Брат Канульги был не глупее.

С того дня, как пожиратели побывали в стойбище, Анипа ждала, что они вернутся за ней и Матыхлюком. Мучилась от путаных сновидений, часто просыпалась. Не помогали даже объятья Илютака – муж крепко держал её во сне, будто боялся, что она убежит и наделает глупостей. Однако пожиратели не спешили показаться, и страх перед ними постепенно ослаб.

Страница 20