Поздравления. Том 2й - стр. 82
В 1921 году наступило время НЭПа – новой экономической политики. Власти, напуганные крестьянскими восстаниями, забастовками рабочих, восстанием в Кронштадте, пошли на уступки. Были разрешены частная торговля и мелкие предприятия… А хлеб был только черный, иногда смешанный с овсяной мякиной… Фотография… На ней видно, как неважно все мы тогда одевались: на дяде Владимире Трубецком старый военный китель, у моего отца старый чесучовый пиджак, мои сестры и девочки Бобринские в простеньких платьях, только брат Владимир щеголял новой матросской формой. Я сижу внизу рядом с Алексеем Бобринским и Гришей Трубецким, все трое в веревочных туфлях; и то мы их обули ради праздника, сами выглядим совсем тощими, худыми, у Гриши руки, как палочки. Помню, я тогда очень ослаб из-за расстройства желудка, мучившего меня все лето. А впрочем, эта хворь за болезнь не считалась… Он подобрал в пыли яблоко, съел его и через три дня умер от дизентерии…
В Харбине – в 1929 году китайский генерал Чжан-дзолин разогнал всю русскую администрацию… Прослышали мы, что по всей Тульской губернии государство сдает в аренду бывшие помещичьи, оставшиеся беспризорными фруктовые сады, притом преимущество дается их прежним владельцам… Сейчас в Москве продаются, может быть, и красивые, но пресные и совсем безвкусные разные заморские яблоки… Его дед – граф Сергей Дмитриевич Шереметев – считался первым вельможей царского двора, знал государя, когда тот еще был мальчиком, и был единственным из придворных, кто получил право говорить царю «Ники, ты»…
Деньги стремительно падали… Чека была преобразована в ОГПУ – Объединенное главное политическое управление. На первых порах гнет власти ослаб, арестовывали реже, и то больше уголовников… Рикши, обливаясь потом, шагали быстро, чтобы тоже успеть сделать лишнюю ездку… Каждое государственное промышленное предприятие содержало свой конпарк: лошадей казенных сразу можно было отличить по худобе и по плохонькой сбруе… Население Москвы с каждым днем стремительно увеличивалось. Полицейской паспортной системы тогда не успели еще придумать, прописывали граждан безоговорочно… Ведь основная московская торговля тогда осуществлялась через рынки… А жулики – все больше мальчишки-беспризорники – шныряли повсюду, тащили, что плохо лежало…
На моей памяти в центре Москвы коров и коз уже почти не держали. А возов с дровами там стояло много… За ряд лет, начиная с 1914 года, рыбы в наших реках, озерах и морях ловили мало, и потому развелось ее тьма-тьмущая… Бросились ловить сетями, неводами и другими исстари известными и в те времена отнюдь не запретными способами… А судаки, издали похожие на круглые березовые поленья, те самые судаки, которыми нынче разве что в Кремле угощают заморских министров, тогда штабелями, как дрова, лежали на снегу замороженными… Вобла и за рыбу-то не считалась… Только в богадельнях, в детских домах и в тюрьмах кормили такими супами… Железнодорожный транспорт тогда хромал на все колеса…
Ни урн, ни запретных надписей тогда еще нигде не ставили, не вешали. Вся Москва, вся Россия грызла семечки и была заплевана шелухой… Круглый год вышагивали татары в тюбетейках, гнусавыми голосами стонали: «старье берем», ходили старички с разным слесарным инструментом и скрипели: «чинить-паять», молочницы тащили бидоны и охали: «молоко, молоко», у многих была своя клиентура, они семенили молча и быстро, от квартиры к квартире… Но основная масса предприимчивых торговцев, которых в печати окрестили нэпманами, были люди новые – или прежние приказчики, или приезжие. И большая их часть принадлежала к еврейской национальности… С квартирами, в начале НЭПа еще просторными… Евреи завоевали господствующее положение не только в частной торговле, в частной медицине и в журналистике. Партийный и государственный аппарат, в том числе аппарат ОГПУ, оказались битком набиты высокоидейными представителями этой нации…