Повстанец. Роман - стр. 6
Умер в пути и старый поляк Тадеуш Кокушко, был он не шляхтич, а простой солдат.
И веснушчатого конвоира уже не было, он ушел с другой партией арестантов.
Глава третья. Нерчинский округ. 1865 год
Краус Викентий Николаевич
Веры Католической
Свойств не имеет
Росту 2 ар.6 вер.
В о л о с ы:
на голове русые
бровях русые
усах русые
Глаза серые
Нос
Рот обыкновенные
Зубы все
Подбородок круглый
Лицо чистое
Лоб обыкновенный
Особыя приметы: левая нога ниже колена была сломана.
Распределен приказом 20 ноября 1864 года, в Иркутск прибыл 27 января 1865 года, отправлен для работ в Нерчинские заводы 25 марта1865 года.
***
Нерчинский округ тянулся от хребта Яблоновского до границ китайских. Суровый этот край к середине шестидесятых годов 19 века был уже знаменит в истории, причем более не русско-китайской торговлей, позже переместившейся в Кяхту, не золотодобычей, а именитыми каторжанами: хранили гордое терпенье здесь декабристы, в Забайкалье было сослано восемьдесят восемь декабристов-дворян и пять солдат; тянули тяжелую лямку поляки-бунтовщики прошлого… Семь каторжных тюрем, свинцово-серебряного рудники (позже начался и золотой промысел) бараки, лазарет, дома для местного начальства, отдельный дом заведующего ссыльнокаторжными…
Почти две тысячи польских «январских» повстанцев попали на Нерчинские рудники, среди них и австрийский подданный Курт Ваген со своим другом, лишенным всех прав состояния Викентием Краусом, которого переписчики усиленно называли «Краузе», путая его с еще одним ссыльным повстанцем, Осипом Краузе, впоследствии основавшем в Иркутске театр и подарившем Большому театру прекрасный бас своего сына, Ивана Крузе, ставшего известным певцом Иваном Петровым.
***
Викентий сильно хромал: неудачно упал еще в Киеве, однако по жесткому вердикту: « страдает болью в ноге, но к работам годен» – был отправлен вместе с Куртом на рудники при Петровском заводе. Петровский железоделательный завод, с крупным поселением, выросшим вокруг него, находился за тысячу километров от Нерчинска, за грядой Яблоневого хребта. К счастью, поселили их с Куртом в деревянном бараке с зарешеченными окнами: через него тянулись перегороженные, как клетки, длинные серые нары, – но полной изоляции, как в камерах мрачной тюрьмы, четырехугольном здании, пугающее выделяющимся в центре поселения, все-таки не было: Викентий и Курт могли общаться не только во время каторжного труда (о, русские фразеологизмы!), но и по вечерам. Узнававший все обычно быстрее всех поляк-красавчик Романовский, сказал, что тюрьма переполнена: все отделения, по пять камер в каждом, не имевшие окон, забиты уголовными преступниками. Именно в эту тюрьму попали декабристы после раскрытия начальством планов по вооруженному восстанию на рудниках. Правда, чуть позже семейным декабристам было разрешено поселиться на отдельной улице в маленьких, специально, построенных домах.
– Выжить здесь можно, – дня через два сказал более общительный Курт, – я поговорил с Янеком Романовским, он все уже разузнал: каторжане зимой не мерзнут, кормят сносно… И мы, надеюсь, не отправимся к праотцам, а вскоре будем отпущены на поселение!
И он оказался прав: многие из поляков-каторжан, по их личным прошениям, будут вскоре отправлены на поселение, а по возвращению всех прав, и в Иркутск.