Повседневная жизнь российских подводников. 1950–2000-е - стр. 15
«Все инструкции предписывали всплывать только в темное время суток, – вспоминает ныне Шумков, – я же вопреки им тянул со всплытием до рассвета. Почему? Да потому что в темноте им было бы легче скрыть факт тарана. На свету же увидели бы многие…
Эсминец “Бэрри” (бортовой номер DD 933) ринулся на нас, нацелив форштевень на середину лодки. Мы же лежали в дрейфе – ни отвернуть, ни уклониться. Я стоял на мостике. Метров за тридцать корабль резко отвернул в сторону – нас обдало отбойной волной. Я немедленно передал семафор на флагманский корабль “Блэнди”: “Дайте указание командиру эсминца прекратить хулиганство”.
“Бэрри” застопорил ход. Он покачивался от нас в полста метрах. Я хорошо видел его командира – рыжего, в отглаженной белой рубашке, с трубкой в руке. Он смотрел на меня сверху вниз – мостик эсминца выше лодочной рубки. Поодаль стоял здоровенный матрос-негр – он весьма выразительно показывал нам на носовой бомбомет “Хеджихог” – мол, вот чем мы вас накроем, если попытаетесь нырнуть… Это можно было пережить. Вале Савицкому было еще хуже. Когда подняли его Б-59, американский оркестр сыграл в его честь насмешливый “Фар де дудль”, что-то вроде нашего ”Чижика-пыжика”».
Среди тех, кто разглядывал с борта «Бэрри» русскую субмарину, был молодой лейтенант Петер Хухтхаузен. Пройдут годы, и он станет военно-морским атташе США в СССР. Я познакомился с ним в Америке – во флотском «академгородке» Аннаполисе. Он хорошо помнил те дни:
«Разумеется, мы смотрели на русские субмарины как на незваных гостей. Ведь всего каких-то двадцать лет назад в этих же самых водах действовали германские подводные лодки. Однако никакой ненависти к вашим морякам мы не испытывали. Все понимали, что это продолжение большой политики иными средствами. Никто не хотел большой войны, да еще с русскими».
Русские тоже не хотели термоядерного побоища, несмотря на обещания советского лидера «показать кузькину мать». В самые пиковые дни Карибского кризиса Хрущев направил Кеннеди необычное послание – грампластинку с записью песни «Хотят ли русские войны?». Такая же грампластинка была и на лодке Шумкова. Никто не хотел воевать… «Спросите вы у тишины…»
Если бы офицеры в ту пору были верующими, то любой командир-дизелист ежеутренне и ежевечерне возносил бы Богу одну-единственную молитву: «Господи, не попусти потерять ход в океане! Спаси и сохрани наши дизеля! А о душах мы сами позаботимся…»
На больших океанских подводных лодках 641-го проекта стояли три дизеля, три линии вала, три винта. Один скиснет, есть еще два, в крайнем случае и на одном управиться можно. Но на «сто тридцатке» вышли из строя сразу все три довольно новых форсированных двигателя. Это было много больше, чем пресловутый «закон подлости». Тут попахивало мистикой Бермудского треугольника, на южных границах которого и крейсировала Б-130. А точнее, халтурой рабочих Коломенского завода, по вине которых треснули приводные шестерни. Запасные детали такого рода в бортовой комплект не входили. Их даже не оказалось потом на складах Северного флота. Вышедшие из строя дизели подлежали только заводскому ремонту. Для капитана 2-го ранга Шумкова это был приговор. Из Москвы пришел приказ: возвращаться домой, идти в точку встречи с буксиром.
…С грехом пополам мотористы Шумкова наладили один дизель и медленно двинулись на норд-ост – на встречу с высланным спасательным судном СС-20. Эсминцы сопровождали коварный «фокстрот» до точки рандеву, пока не убедились, что подводную лодку взяли на буксир и никаких фокусов она больше не выкинет.