Размер шрифта

Повести в стихах - стр. 9

глупый баловень народа,

клоун ловит солнца луч

рыжий, как его природа.

Рыжий клоун:

Смех – печалей старший брат,

снится цирку сон печальный:

белый клоун виноват

всею силой завиральной.

Корифей:

Оба наших дурака —

несмешные тунеядцы;

мнут друг другу друг бока,

вкруг охаживают братцы.

Клочья вверх – пух-прах – летят,

бьют со злобой неумелой;

зрители галдят, глядят

на такое смеха дело.

Зритель – шу́ту младший брат

в этой злобной, смертной сшибке;

нависают ряд над ряд,

невредимы по ошибке.

Смех над упавшим,

смех над побитым

в природе нашей,

гладных и сытых,

нищих и вящих, —

смех обоюдный,

раж настоящий,

грех неподсудный.

25. Фокусник

Я, бывает, когда не в настроенье,

когда силы мне тяжки, ненавистны,

то сам хитрыми, слабыми руками

попытаюсь с послушным реквизитом —

но момент упускаю, и пустая

шляпа передо мной, а кролик в клетке:

все, что кроме чудес, выходит плохо.

* * *

Страшно мелкому, что я извлекаю,

злясь, из небытия ему собрата…

Кролик, меха комок, а понимает,

что не надо бы так вот перед чернью,

забывая о правилах искусства…

Честным чудом, не хитрою сноровкой.

Цилиндр снимаю, достаю

из тесноты его

зверей – на малых познаю,

пытаю мастерство.

Затем тащу из тьмы другой

серьезнее улов —

жонглеров цирка моего,

гимнастов и шутов.

Я достаю им реквизит,

какой кому решил,

извлек я купол – вон висит,

арену расстелил.

Я зрителей, тесня тесней,

по кругу рассадил;

цилиндр трясет еще сильней

избыток грозных сил.

Конца и края жерлу нет —

тяну, еще тяну,

не всю ли вытянул на свет

веселую страну:

поля, леса, и море, и

хребты великих гор —

все, руки из чего мои

составили простор,

твердь звезд, земную пестроту;

не Бога ль самого —

заполнить мира пустоту,

не знавшего Его?

Цирк напряженно ждет следующего номера.

27. Хор

Вот теперь действительно начинается дело;

поразмяли руки аплодисментами,

поразмяли души смехом и сладким ужасом —

вот теперь действительно начинается дело:

выходят на арену две куколки,

возносятся под купол, как бог машиной;

замер цирк, как сдернули перешептываний

гул,

перемигиваний пелену сорвали.

Ты выбежала, легкая, вперед

своей подруги, улыбнулась, руки

взметнула, нас приветствуя, взметнулась

на высоту – что не своею силой,

и не сказать. Как будто тяготенье

с себя стряхнула. Но не лист безвесый,

туда-сюда носимый ветром, нет,

но сгусток воли, силы, смысл искусства

в зенит вознесся цирка.

29. Х о р (на разные голоса)

Па —

рение,

кру —

жение.

вот —

действительное

представление!

И как им повезет сегодня?

Открыта ли преисподняя

для блестких полетов, вертких

над областью страхов мертвых?

Мускулы сведены,

движения решены,

высота взята,

мантия – вон – снята,

ничто не мешает,

пыль летает

в разгоряченном луче,

сердце стучит бойчей —

не остановиться,

шаг спуститься

делают – и свободный

лёт в близкий свет, холодный.

Как будто стихия переменила свое естество:

держит воздух,

вязкость приобретает,

не прободать его,

и безопасно по нем летает

та, чье лицо страха не выражает,

а, кроме страха, и нет на нем ничего.

Вы сидели в ложе, наблюдали

за работою, игрой прыгуний:

над ареной девы подлетали,

их канатов чуть дрожали струны.

Свет в глаза мигает бесноватый —

кто же так направил, сумасшедший? —

не увидеть смерти миг крылатый;

сдуру нам еще зарукоплещут,

этот срыв за лучший трюк считая:

«Лихо траекторию загнули!

Как же можно этаким манером

двигаться по воздуху, пустая

как стихия держит?» Держит, хули,

Страница 9

На следующую страницу