Повесть о доме Тайра - стр. 93
Преподобный Дзёкэн отправился с этим поручением в усадьбу Тайра на Восьмую Западную дорогу. С самого утра и до позднего вечера ожидал он свидания с Правителем-иноком, но так и не дождался. «Что ж, придется вернуться…» – подумал он, решив, что все равно, очевидно, ждет понапрасну. Передав смысл высочайшего поручения самураю Суэсаде, приближенному Правителя-инока, он распрощался и уже направился было восвояси, как вдруг вышел Правитель-инок и приказал: «Верните святого отца обратно!» Подозвав преподобного Дзёкэна, он сказал:
– Вот что, святой отец, послушайте и рассудите сами, так ли уж я не прав? После кончины князя Сигэмори пребывал я в великом горе, с горечью размышляя о судьбах нашего рода. Судите сами: начиная с годов Хогэн нет конца смутам, сам император лишен покоя, пребывает в тревоге. На протяжении всех этих лет я давал лишь самые общие советы и указания; не кто иной, как князь Сигэмори, неустанно трудился, не щадя сил, дабы то и дело устранять неудовольствие государя. Больше того, он неизменно улаживал все дела, будь то события чрезвычайные или повседневные, выполнял все управление страной. С какой стороны ни возьми, трудно было бы отыскать более доблестного, заслуженного вассала!
Вот почему невольно приходит на память, как скорбел в древности танский император Тайцзун, когда умер его вассал Вэй Чжэн[321]; он так горевал, что собственноручно написал эпитафию[322] и поместил ее на гробнице Вэй Чжэна: «Некогда иньский государь У-дин во сне обрел доблестного вассала[323], а ныне я наяву утратил драгоценнейшего помощника!» Вот как велика была его скорбь! Нечто сходное бывало и в нашей стране. Не так давно покойный государь Тоба горько оплакивал безвременную кончину министра Акиёри, отменил все празднества с пением и музыкой, отложил выезд на богомолье в Яхату. Все государи всегда скорбели, теряя верных вассалов. Недаром говорится, что связь государя с вассалом теснее, сердечнее и ближе, чем между отцом и сыном! Для вассала государь дороже отца, а государю вассал милее родного сына! А как поступает государь-инок Го-Сиракава? Еще и сорока девяти дней не прошло после кончины князя, а он уже совершил выезд в Яхату, устроил празднества с музыкой… Ни малейших признаков печали! Хорошо, допустим, он не сострадает моему горю, но разве можно забыть, как верно, как преданно служил ему покойный князь Сигэмори? Опять же, допустим, он забыл верную службу князя – но как же вовсе не сочувствовать моей скорби? Если же мы оба, и я, и мой сын, не угодны государеву сердцу, значит, честь моя поругана и погибла! Это во-первых.
Теперь второе: край Этидзэн был дарован покойному князю с обещанием, что землю эту не отнимут ни у его внуков, ни у правнуков, и отмены этому указу не будет. Однако не успел князь скончаться, как землю эту тотчас отбирают – за какую же это, позвольте спросить, провинность? Далее: когда освободилось звание тюнагона, прошение о даровании этого сана подал вельможа Мотомити, и я всячески поддерживал его просьбу. Но все напрасно, государь-инок так и не согласился, звание даровали Мороиэ, сыну канцлера Мотофусы, – по какой же это причине? Хорошо, допустим даже, что просьба моя была неразумной, но ведь можно было бы, кажется, хоть раз уважить мое усердие! Тем более что зять мой, Мотомити, – старший сын и наследник знатного рода, занимает высокую должность и уж по одному этому, да и по справедливости, бесспорно заслужил это звание. Тем не менее государь поступил совсем иначе, что мне весьма прискорбно! Это в-третьих.