Повесть о доме Тайра - стр. 28

, как будто ступали по тонкому льду… Прежний государь и нынешний император – отец и сын, казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела одно чуднее другого – а все оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному… Что бы ни сказал государь-отец, император во всем ему перечил; тогда-то и случилось событие, поразившее всех, кто видел все это или слышал о нем, и вызвавшее всеобщее осуждение.

У почившего императора Коноэ осталась супруга, вдовствующая императрица[74], дочь Правого министра Кинъёси. После кончины государя покинула она двор, поселилась в усадьбе Коноэ-Кавара и, как подобает вдове, жила уединенно и скромно. В годы Эйряку исполнилось ей, верно, двадцать два или двадцать три года – возраст, когда расцвет уже почти миновал. Однако она слыла первой красавицей в государстве, и вот император Нидзё, помышлявший только о любовных утехах, для коих его новоявленный Гао Лиши[75] разыскивал красавиц по всей стране, послал ей любовное письмо. Но вдова и не подумала отвечать. Тогда государь, уже не скрывая своих намерений, послал в дом Правого министра высочайший указ, повелевавший вдовствующей императрице вступить во дворец как его законной супруге. Поступок неслыханный, из ряда вон выходящий! Сановники собрались на совет, и каждый высказал свое мнение.

– Если обратиться к сходным примерам в чуждых пределах, то в Тайском государстве императрица У Цзэ-тянь[76], после кончины супруга, императора Тайцзуна[77], снова вышла замуж за своего пасынка, императора Гаоцзуна[78]. Но то случилось в чужой стране, и потому дело особое… В нашем же государстве со времен императора Дзимму[79] сменилось на троне свыше семидесяти владык, однако ни разу не бывало, чтобы женщина дважды становилась императрицей! – так единогласно рассудило собрание.

Прежний государь Го-Сиракава тоже усовещивал сына, говоря, что недоброе дело он задумал, но император ответил:

– У Сына Неба нет отца и нет матери![80] В прежней жизни я соблюдал Десять заветов и в награду за это стал повелителем десяти тысяч колесниц[81]. Отчего же столь пустячному делу не свершиться по моей воле?! – И вскоре высочайшим указом назначил день свадьбы. Тут уж и государь-отец был бессилен что-либо изменить.

С той поры как вдовствующая императрица узнала об этом, она только и делала, что заливалась слезами. «Если бы в ту осень, во 2-м году Кюдзю, когда скончался мой супруг-император, я вместе с ним растаяла бы росинкою в поле или, приняв постриг, удалилась от мира, мне не пришлось бы переживать сейчас подобное горе!» – сокрушалась она. Министр, ее отец, стараясь утешить дочь, говорил:

– Только безумец перечит власти! Высочайший указ уже издан, значит, рассуждать поздно. Надо поскорее отправиться во дворец. Кто знает, может быть, счастье нам улыбнется, ты родишь сына, станешь Матерью страны, и меня, недостойного, будут почитать как государева деда. Это будет лучшее исполнение дочернего долга и великая подмога мне, старику! – так говорил он, она же в ответ не проронила ни слова.

В эти дни, рассеянно водя кистью по бумаге, сложила она стихотворение: