Поверья заброшенной деревни. Сборник рассказов - стр. 5

Как вернуться в деревню, когда вокруг ни души? Грабли, да вещи можно запрятать, а мотоцикл по просеке до проселочной дороги 5—6 километров толкать не фонтан, потом еще по шоссе до села пару часов пилить.

Оставалось заночевать – поутру погрести сено – после обеда выбираться на дорогу.

Идешь – выбираешь копну, что на тебя смотрит, – заваливаешься – разбрасываешь по сторонам руки и ноги, глаза прилипают к небу, к звездам. Ночь пополам без сна, бодрствуешь вместе со звездами, иногда вырубаешься, но в четыре утра – настоящий «дубарь», зуб на зуб уже не попадает, – вскочил – разведу костер, думаю, горячего чайку захотелось, а если еще найду шмат сала с краюхой хлеба, то вообще спасен. Еду—то прятали подальше, закутывали – это от медведя. Говорили, косолапый чует и может прийти переворошить все за ночь.

Несу ветки, – вижу свет пробивается из—за деревьев, прямо с стороны Колыбельки. Не пожар, не костер, а именно из окон, одной избы, другой… Глянуть, кому не спится в четыре утра, естественно не пошел, духу не хватило.

А днем что—то мне понадобилось взять из куртки, она на копне осталась. Подхожу, а под курткой все черное, зола золой, но вечером—то такого не было. Спросил своих покосников, а что живут еще в Колыбельке? «Нет, исключено», – заявил со знанием дела мой дядька. – деревня обесточена, колодцы засыпаны, дома заколочены. Может бомжи? Да какой бомж туда сунется – про деревню такие слухи ходят, вон даже покос никто не берет, а трава какая сочная здесь, а?

Ходил по деревне один мужик: сутулый, грязный, заросший, хромой, одна рука подвисла, как перебитая, лицо перекошено, как старое полено, и речь жеваная, будто челюсти не в ладах между собой. Таких в деревне почему—то называли «кержаками», хотя это вроде старообрядцы, но так звали.

Как—то зимой, в метель, мы засели в кочегарке, погреться, чтобы с новыми силами преодолеть пару километров до дома. Там кержак и выдал свою историю. Разрешите пересказать своим языком, чтобы было понятнее, а то его «вот», «вишь чего», «знамо дело», «загодя», «шибко» и «чертовня» повторялись через слово.

Ну так слушайте.

«В Северном я квартировал в старой заброшенной бане, у знакомых, ага.

Житье—бытье было «норм» (так и сказал он «норм»). Да и не мешал никому. Но по—хозяйству кое—чего не хватало. Просить стыдно было, а на покупку денег не напасешься. Один человек мне подсказал: ты мол в Колыбельку—то сходи. Потом выяснил, никто этого человека в селе не видел.

Долго собирался. А как—то раз сто грамм накатил и пошел.

Дома стоят как на параде, хозяин будто, вот, перед тобой на двор вышел. В одной избе барахлишка набрал, – заинтересовала меня самодельная лампадка на иконостасе. Беру, пристраиваю в мешок, за ней иконы поснимал, тоже в мешок, к кастрюлям, да инструментам. Вышел, обнаружил запах, с болота, ага. Прет, да не гнилью, а будто падалью.

Набралось четыре мешка – два припрятал там, а два пришвартовал на шоссе – трактор ехал – довез до Северного. Затемно уже добрался, ага.

Проснулся утром, как обычно, в пол шестого. А правой руки—то нет. Вернее, она есть, а я—то не чувствую – онемела до плеча. Бывало отлежишь, так ведь не до такой степени. Без малого месяц проходил, ага. А теперь глянь, вишь чего, уродина на месте руки.