Повелители драконов: Земля злого духа. Крест и порох. Дальний поход - стр. 4
– Ах, ты же боже мой! – вскочив, Иван выскочил из шатра, держась за правый висок… за белесый шрам около самого глаза.
– Что, господине, опять? – несший у костра «малую сторожу» послушник Афоня – тощий и нескладный малый лет пятнадцати с узким смуглым лицом и длинными сальными – то ли каштановыми, то ли пегими – волосами, понятливо потряс головой. – Молиться, молиться надоть.
– Ты еще меня поучи, – присаживаясь к костру, Иван почесал шрам. – Будто не знаю. Все время молюсь… и все время – снится. Вот тот самый миг, когда…
– Знаю, – невежливо ухмыльнулся послушник. – Когда мы поляков да мадьяр уложили. Три деревни от них спасли – шутка ли! Успели ведь уйти мужичишки. Со женами, со дитяти… Верно, по сей день за нас молятся.
Юноша набожно перекрестился и наскоро зашептал молитву.
Помолился и Иван – жив-то тогда остался лишь Божьим соизволением! Угоди стрела на полпальца левее – не сидел бы сейчас тут, у костра, на лесистом берегу неширокой Туры-речки, что далеко-далеко за горами – за Камнем. Вниз по реке – если проводнику-вогуличу верить – день-два пути – крепость Чинги-Тура – там враги, татары «сибирского салтана» Кучума, с коим верховный воевода-атаман Ермак Тимофеевич ныне воюет, волею православнейшего царя Ивана Васильевича… Хотя нет. Скорей уж – волею прижимистых купчин Строгановых. Их воля, их струги, их боевой припас, и многие люди – их. Окромя казаков Ермака и сотни Ивана, еще и другие служилые Строгановых есть – татары, немцы, даже вот вогуличи, из коих иные и Кучуму служат.
А немцы – это хорошо, вояки добрые, среди них Иван дружка старого встретил – Ганса Штраубе из Мекленбурга, и вот, в свой отряд надумал сманить. Именно так – в свой! Хоть Ермак Тимофеевич да воеводы его казацкие – Матвей Мещеряк, Яков Михайлов, Иван Кольцо – главные, одначе с Еремеевым Иваном сам Семен Аникеевич, да Максим Яковлевич, да Никита Григорьевич Строгановы лично особый договор заключили – мол, слухи от вогуличей про северную Золотую Бабу давно ходят, так что, ежели что, может Иван со своей сотней своим путем – за «бабой» – пойти, в том нет никакого Ермаку Тимофеевичу унижения. Просто решили так Строгановы. Те, кто вообще всё здесь решал.
– Ах ты, Господи, спаси, упаси, Господи, – помолившись, принялся приговаривать Афоня, так за свои присловья и прозванный – Афоня Спаси Господи.
– Самого Кучума, вогуличи говорят, нынче в крепости нет… А где-то поблизости мурза его, Маметкул-царевич, с войском огромным бродит.
– Найдем – разгромим, – почесывая шрам, рассеянно усмехнулся Еремеев. – Дело не в том, много ли мало людей в вёске – дело в настрое, в умении. Ну, и в оружьи еще. Но это – меньше.
– Как это, спаси Господи, меньше? – подбросив дровишек в огонь, хлопнул светлыми глазищами отрок. – У нас же и пищали, и пушки! Разве плохо?
– Хорошо, – Иван согласно кивнул и, зябко поежившись, протянул к костру руки. – Одначе и татары сибирские лучники неплохие.
– А что, господине атаман, лучше – пищаль или лук?
– Ну, это уж, Афонь, как посмотреть, – тихонько рассмеялся молодой человек. – Ты же сам воин опытный, понимать должен. Покуда пищаль заряжаешь, хороший лучник почти дюжину стрел выпустит – причем прицельно. Однако ежели из сотни стрел хоть одна доспешную цель поразит – так и то добре! Пищальная же пуля нигде, ни в доспехах, ни во щитах не застрянет, да и рикошетит редко – бьет наповал, так-то! А на полсотни саженей что с лука, что с самострела – только навесом бить. Хоть иногда и это важно, но все же прямой-то наводкой сподручнее! Да и по подвижной цели – стрела-то ведь небыстро летит, пуля – куда быстрее. Так что по мне в добром бою пищаль куда как сподручнее лука. Не обижайся, Афоня, но с пищалью и ты управишься, а с луком? Натянешь ли?