Повелители драконов: Земля злого духа. Крест и порох. Дальний поход - стр. 27

Онисья с Катериной смирненько себя вели, все больше в шатре небольшом, на корме для них разбитым, сидели, а вот Настена любопытничала – прям нету мочи! Совсем девичий стыд позабыв, по всему стругу лазала, к казакам с вопросами приставала: зачем весла кормовые широкие, да почему одни тюфяки-пушки медные, а другие – бронзовые, да чугунные.

Иван, что уж там говорить, пояснял с охотою:

– Уж из чего отлили – из того отлили. Ранее вообще из полосок железных клепали – те пушки разрывались быстро. К слову, бронзовые – надежней всего. Прежде чем разорваться, на них припухлость появится – ее-то сразу видать.

– А далеко ль пушки бьют?

– Эти – на версту с гаком.

– Ужель на версту?! – поглаживая пушечный ствол, дивилась Настя. – Это вот такое тяжеленное ядрище швыряет?

– Швыряет, а как же! – молодой атаман улыбался, нравилось ему с этой кареглазой девчонкой общаться – спасу нет!

И то все в ватаге замечали… только сам атаман не замечал, что замечают. Не замечал… да и не старался заметить.

– А вот это что за пищали, во-он у борта, большие?

– То ручницы. Немцы их фальконетами называют… Верно, Ганс?

– Верно, я, я, – переманенный из немецкой сотни наемник весело скалил зубы. – Ах, юная фрау, до чего же ты хороша!

Девушка тем словам предерзким, в отличие от подруг своих скромниц, ничуть не смущалась и в краску не впадала – хороша так хороша, хоть и худовата, ну да кому какие глянутся. Немчине, вон, понравилась… да хорошо б, ежели такие слова сам атаман сказал! Да при всех-то казаках… Может, скажет еще? Уж конечно, скажет.

– Ой, смотрите, смотрите, вон там, на бережку – куница!

Иван вскинул подзорную трубу, усмехнулся:

– Не куница то – ласка. Проку от нее никакого – мясо жесткое, мех худой. Совсем бесполезный зверь.

– Зато красивый.

– Дай-ка трубочку, атамане…

Пройдя на корму, отец Амвросий внимательно всмотрелся в низкий, заросший густым кустарником берег…

– А ласку-то, видать, кто-то спугнул. Ишь, унеслася.

– Вогуличи местные, – вскользь заметил Иван. – Иль остяки. Я вот, правду сказать, их и не различаю. И выглядят они одинаково, и речь похожа, и боги считай – одни. Всякие старики-лесовики, матери-сыры земли…

– Тьфу! – святой отче, опустив трубу, выругался. – Язычники, они язычники и есть. Дикие!

– Эй, атамане! – вдруг закричали с последнего струга. – За нами по корме лодка!

Головной струг нынче замешкался и шел предпоследним, остальные мерно махали веслами впереди. Иногда махали, а иногда так – отдыхали. Вниз-то по реке плыть – это не вверх по течению!

– Где лодка? – перегнувшись через крутой борт, Еремеев приложил руки к губам. – Что-то не вижу.

– Да вон! – с соседнего струга махнули рукой. – У плеса. Там руками машут, кричат… кажись, догнать хочут.

– Слышу, что кричат… – атаман почесал шрам и махнул рукою. – Табань! Поглядим, что там за людишки.

Казаки подняли весла, давая возможность легкой долбленой лодчонке догнать медленно несомый плавным течением струг. День стоял теплый, пасмурный, но не дождливый, сухой, с время от времени появлявшейся в светло-сером небе просинью. Обступившие берега реки леса – суровые ели, осины, лиственницы и сосны – отражались в светлых водах, как в зеркале. И так же – в зеркале – отразилась спешащая лодка.

Судя по одежке – кафтаны, кольчужицы, – сидевшие в ней люди явно были из казаков, а кое-кто даже показался Ивану знакомым… вот хоть плечистый, лето сорока, здоровяк с черной окладистой бородищей… или его сотоварищ, худощавый, с мосластым простецким лицом. Еще был и третий – белобрысый, в кольчуге его атаман не знал. А вот мосластого…