Потревоженный демон - стр. 15
Ирочка была гражданской женой капитана Астахова, легкомысленной моделькой в ателье культового местного кутюрье, мэтра Рощенко, или, для своих, Рощика. Не то чтобы моделькой, а скорее костюмершей, швеей, курьером, в общем, по обстоятельствам. И швец, и жнец, и на дуде игрец – это про Ирочку. Но и на подиум ее время от времени выпускали, если повезет, было и такое. Однажды, когда Зара, демонстрантка молодежной линии, подвернула ногу, Ирочка поучаствовала в трех показах. Это был триумф! Сам мэтр Рощик похвалил, сказал: «Ирка, ты класс, прямо кризис-менеджер, тебе бы росточку с полметра добавить! А так нормалек, молодчага, выручила старика!» О старике – понты и кокетство: Рощику чуть за сорок.
Легкомысленная Ирочка хороша тем, что с ней легко. Коля воспитывал и зудел, водилось за ним такое качество – воспитывать и зудеть, она же пропускала его наставления мимо ушей. С точки зрения психологов, классическая пара: «взрослый – ребенок», то есть самая устойчивая конструкция для выстраивания семейных отношений. Может, потому они и не разбегались все эти годы. Пригоревшие котлеты, разбросанная по квартире одежда, неглаженые Колины рубашки, потерянные квитанции, ключи и документы – все это было замечательной дымовой завесой и релаксацией: Коля переключался на быт и выбрасывал из головы профессиональные проблемы.
– Федя! – встрепенулся Савелий и замахал руками.
Они наблюдали, как Федор подошел к стоящему за барной стойкой Митричу и обменялся с ним рукопожатием.
– Опоздание на тридцать минут, – заметил капитан.
– Но ведь пришел! – возразил Савелий.
– Коля, Савелий! Рад, рад! – Федор уселся на свободный стул. – Ну, жарища! Даже вечером чувствуется. А чего смурные? Савелий, как назвал сына?
– Уже? И ты молчал? – Капитан уставился на друга.
– Да нет, врачи говорят, еще две недели. Герман… назвали. Это Зося выбрала.
– Герман? Герман Савельевич… красиво. – Коля скривился. – Мне еще Леопольд нравится, как тот кот. Леопольд Савельевич!
– Зосе нравится Герман.
– На вкус и на цвет, как говорят… Герман – тоже красиво, – подытожил Федор. – Ты хоть задумываешься о том, капитан, что Савелий у нас самый продвинутый, двое ребятишек? А ты чего зеваешь?
– А ты? А вообще, имя парням должен придумывать отец, а дочкам – мать.
– Или наоборот, – заметил Федор.
Коля задумался, потом кивнул:
– Или наоборот. Что пьем?
К ним уже поспешал Митрич с графинчиком коньяка и блюдом фирменных бутербродов – с копченой рыбкой и маринованным огурчиком.
– За Германа! – сказал Федор. – За продолжателя рода!
– Аминь! – не удержался Коля.
– Что, уже? – обрадовался Митрич. – Что же вы молчите, ребята?
– Ждем, Митрич. Еще две недели, – ответил Федор.
Савелий покраснел от удовольствия. Отпил из рюмки, захлебнулся, закашлялся. Капитан открыл рот, чтобы сказать гадость, что-нибудь про перевод благородного продукта, но только вздохнул.
– Слушай, капитан, что там за история с убийством? – спросил Федор. – В городе всякое говорят – то ли было, то ли не было. На троллейбусной остановке.
– Убийство? У нас в городе? – охнул Савелий. – Какое убийство? Я ничего не слышал!
– А Зося? – иронически спросил капитан. – Тоже не слышала? Весь город на ушах!
Савелий пожал плечами.
– Не говорила… кажется. Ей сейчас не до этого.
– Ты, Савелий, живешь в параллельной реальности, – попенял другу капитан. – Ты вообще ни хрена не знаешь за своими бабскими книжками. Убийство было. Нашла труп бродячая собака в половине шестого утра, стала выть. На остановке второго троллейбуса, там еще старый каштан рядом и газетный киоск. Центр города, возле площади. Подошла уборщица, думала, спит, потрогала за плечо. Он и повалился. Просидел там всю ночь. Лисица говорит, смерть наступила между часом и двумя ночи.