Потоп. Огнем и мечом. Книга 2 - стр. 98

– Едем тогда не мешкая в Кейданы! – сказал пан Станислав.

– Да ведь и я получил приказ привести хоругвь в боевую готовность, а самому в течение трех дней явиться в Кейданы, – подхватил пан Михал. – Надо, однако, показать вам этот приказ, из него видно, что князь воевода думает уже о шведах.

С этими словами Володыёвский открыл ключом шкатулку, стоявшую на скамье под окном, достал сложенную вдвое бумагу и, развернув, начал читать:

– «Милостивый пан Володыёвский, полковник!

С великою радостью прочитали мы твое донесение о том, что хоругвь уже готова и в любую минуту может двинуться в поход. Держи ее, милостивый пан, в боевой готовности, ибо страшная приходит година, какой еще не бывало, сам же спешно явись в Кейданы, где мы будем ждать тебя с нетерпением. Ежели до слуха твоего дойдут какие-либо вести, ничему не верь, покуда не узнаешь обо всем из наших уст. Мы поступим так, как повелевает нам Бог и совесть, невзирая на то что людская злоба и неприязнь могут о нас измыслить. Но вместе с тем мы рады тому, что приходят такие времена, когда явным станет, кто истинный и преданный друг дома Радзивиллов и даже in rebus adversis[31] готов ему служить. Кмициц, Невяровский и Станкевич уже привели свои хоругви; твоя же пусть остается в Упите, ибо там она может понадобиться, а может, вам придется двинуться на Подлясье с двоюродным братом моим, ясновельможным князем Богуславом, конюшим литовским, коему вверено начальство над значительною частью наших сил. Обо всем этом ты подробно узнаешь от нас, а покуда повелеваем незамедлительно выполнить приказы и ждем тебя в Кейданах.

Януш Радзивилл, князь Биржанский и Дубинковский, воевода Виленский, Великий гетман Литовский».

– Да! По письму видно, что новая война! – сказал Заглоба.

– А коли князь пишет, что поступит, как повелевает ему Бог и совесть, стало быть, будет бить шведов, – прибавил пан Станислав.

– Мне только то удивительно, – заметил Ян Скшетуский, – что он пишет о верности не отчизне, а дому Радзивиллов, – ведь отчизна значит больше, нежели Радзивиллы, и спасать надо в первую очередь ее.

– Это у них такая повадка княжья, – возразил Володыёвский, – хоть и мне это сразу не понравилось, ибо и я служу не Радзивиллам, а отчизне.

– Когда ты получил это письмо? – спросил Ян.

– Сегодня утром, и после полудня хотел ехать. Вы вечерком отдохнете с дороги, а я завтра, наверно, ворочусь, мы и двинемся тотчас с хоругвью, куда прикажут.

– Может, на Подлясье? – высказал предположение Заглоба.

– К князю конюшему! – повторил пан Станислав.

– Князь конюший Богуслав тоже сейчас в Кейданах, – возразил Володыёвский. – Любопытный человек, вы к нему получше присмотритесь. Славный воитель, а рыцарь и того славней, но польского в нем ни на грош. Одевается по-иноземному, говорит по-немецки, а то и по-французски лопочет так, точно орехи грызет, час можешь слушать его разговор и ничего не поймешь.

– Князь Богуслав под Берестечком храбро сражался, – заметил Заглоба, – да и пехоту выставил добрую, немецкую.

– Кто ближе его знает, не очень его хвалит, – продолжал Володыёвский, – Он только немцев и французов любит; да и нет ничего удивительного, – мать-то у него немка, дочь бранденбургского курфюрста; его покойный отец не только не взял за нею никакого приданого, но и сам должен был еще приплатить, – видно, у этих князьков карманы тощие. Но Радзивиллам важно иметь suffragia