Потоп. Огнем и мечом. Книга 2 - стр. 108
Князя еще не было в зале; но Гарасимович, ведя по-прежнему за собой рыцарей, протиснулся сквозь толпу собравшейся шляхты к маленькой двери, укрытой в стене сбоку возвышения; там он велел им подождать, а сам исчез за дверью.
Через минуту он вернулся и доложил, что князь просит рыцарей к себе.
Оба Скшетуские, Заглоба и Володыёвский вошли в небольшую, очень светлую комнату, обитую кожей с тиснением в золотые цветы, и остановились, увидев в глубине, за столом, заваленным бумагами, двух человек, поглощенных разговором. Один из них, еще молодой, в иноземной одежде и в парике, длинные букли которого ниспадали ему на плечи, шептал что-то на ухо старшему, а тот слушал, насупя брови, и кивал время от времени головой, до того увлеченный предметом разговора, что не обратил внимания на вошедших.
Это был человек лет сорока с лишним, огромного роста, широкоплечий. Одет он был в пурпурный польский наряд, застегнутый у шеи драгоценными аграфами. Лицо у него было большое, и черты дышали спесью, важностью и силой. Это было львиное лицо воителя и в то же время гневливого владыки. Длинные, обвислые усы придавали ему угрюмый вид, и все оно, крупное и сильное, было словно высечено из мрамора тяжелыми ударами молота. Брови в эту минуту были насуплены от напряженного внимания; но легко было угадать, что, если он насупит их в гневе, горе людям, горе войскам, на которых обрушится гроза.
Таким величием дышал весь облик этого человека, что рыцарям, глядевшим на него, казалось, что не только эта комната, но и весь замок для него слишком тесен; первое впечатление не обмануло их: перед ними сидел Януш Радзивилл, князь биржанский и дубинковский, воевода виленский и великий гетман литовский, кичливый и могучий властелин, которому не только мало было всех титулов и всех необъятных владений, но тесно было даже в Жмуди и Литве.
Младший собеседник князя, в длинном парике и иноземном наряде, был князь Богуслав, двоюродный его брат, конюший Великого княжества Литовского.
Минуту он все еще что-то шептал на ухо гетману, наконец громко произнес:
– Так я поставлю на документе свою подпись и уеду.
– Раз уж иначе нельзя, тогда езжай, князь, – ответил Януш, – хотя лучше было бы, если бы ты остался, ведь неизвестно, что может статься.
– Ясновельможный князь, ты все уже обдумал зрело, а там надо вникнуть в дела; засим предаю тебя в руки Господа.
– Да хранит Господь весь наш дом и умножит славу его.
– Adieu, mon frère![34]
– Adieu!
Оба князя протянули друг другу руки, после чего конюший поспешно удалился, а великий гетман обратился к прибывшим.
– Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, – сказал он низким, протяжным голосом, – но меня сейчас рвут на части, минуты нет свободной. Я уж знаю ваши имена и рад от всей души, что в такую годину Господь посылает мне таких рыцарей. Садитесь, дорогие гости. Кто из вас пан Ян Скшетуский?
– К твоим услугам, ясновельможный князь, – проговорил Ян.
– Так ты, пан, староста… погоди-ка… забыл…
– Я никакой не староста, – возразил Ян.
– Как не староста? – прикинулся удивленным князь, нахмуря свои густые брови. – Тебе не дали староства за подвиг под Збаражем?
– Я никогда об этом не просил.
– Тебе и без просьб должны были дать. Как же так? Что ты говоришь? Никакой не дали награды? Совсем забыли? Мне странно это. Впрочем, я не то говорю, никого это не должно удивлять, ибо теперь жалуют только тех, у кого спина, как ивовый прут, легко гнется. Скажи на милость, так ты не староста! Благодарение Создателю, что ты сюда приехал, ибо у нас память не так коротка, и ни одна заслуга не останется у нас без награды, в том числе и твоя, пан полковник Володыёвский.