Потомок Елизаветы I - стр. 15

– Рыба!

Это было первое русское слово, сказанное в этом мире аборигенами.

– Рыба. Тырф. Есть, – сказал я, повторив слова, которые я говорил Сроку.

Тырф не позволил себя уговаривать. Вытащив свою добычу, он прямо в воде впился в неё зубами.

Сытые и довольные, мы возвращались вечером с богатой добычей. После обеда и сонного часа, я растолкал подопечных и заставил их охотиться, чего они делать никак не хотели. Получив по паре затрещин, они неохотно пошли в лагуну, где муть уже осела и заплыли новые жертвы.

Однако, когда Срок насадил на копьё свою первую в жизни законно добытую рыбину, азарт охоты захватил даже ленивого, как я понимал, Тырфа. До вечера Срок добыл ещё две, а Тырф – три. Тырф имел вид праздничного самовара.

Он насадил на бамбук свою добычу отдельно и нёс её горделиво, хотя, ему явно это было неудобно, так как приходилось нести ещё и толстый «кукан», на котором болталась наша общая добыча, связанная рыбьей кожей попарно за хвосты, в количестве двенадцати тушек, каждая килограмм по десять.

Лагерь нас встретил «гуканьем» и рёвом. Даже вождь приветливо помахал нам рукой со сжатой в кулаке дубиной.

Тырф свою добычу передал вождю персонально и получил от него дружеское постукивание рукой по спине.

В племени было всего около восьмидесяти особей, из них – сорок семь взрослых и восемнадцать грудничков. Остальные – в разной степени юношества и детства.

В одной из взятых нами с собой корзин было две шкуры птицы «Рух», а в другой: ножи, острия, арбалет и дротики.

Когда я достал шкуру и расстелил её перед вождём, он даже слегка отпрянул от неё. Я раскинул руки, покачал ими, словно лечу, и показал на небо.

– Кли? – Спросил вождь.

– Кли, – согласился я, вспомнив, как кричали эти птицы, пытаясь меня убить.

– Урф? – Спросил вождь.

– Урф, – скромно сказал я, потупив глаза, и получив одобрительный удар кулаком в плечо.

Моя другая рука непроизвольно дёрнулась, выбросив кулак, но до цели не достала. Руки ещё был коротки. Однако вождь посмотрел на меня с интересом и стукнул кулаком в плечо ещё раз, но послабее. Я стоял, глядя исподлобья на вождя.

Тот оставил игру в «гляделки», потрогал ступнёй мягкий пух и зафыркал от удовольствия. Эффект от щекочущих подошву пёрышек был непередаваемо приятным и мне знаком. Я улыбнулся. Вождь прошёлся по пуховому ковру и резко завалился на него телом.

И тут я увидел, как один из «приближённых» достал из корзины другую шкуру и, с понятной целью прижав её к своей груди, потихоньку отходит в сторону. Не подумав о последствиях, я, схватив воткнутое в землю копьё, подпрыгнул, резко приблизившись к нему, и всадил остриё копья ему в ступню, пригвоздив её к земле.

От боли вор взревел и выронил шкуру.

Пробив ему «троечку» сильно ниже пояса, я выдернул копьё и саданул ему тупым концом древка снизу под челюсть. Раскрытая в рёве пасть клацнула так, что левый клык выскочил и упал бы на землю, если бы я не поймал его рукой.

Грозно рыча, я оглядел племя и стоящих рядом остальных «приближённых» особ. Вместе с моим взглядом двигалось и острие моего копья. Все не отрывали от него своих глаз, а если и отрывали, то сразу прятали их от меня.

Я услышал рык вождя, но, как оказалось, он предназначался не мне. Обернувшись я увидел, что вождь стучит ладонью по шкуре возле себя.