Потеряшка в академии - стр. 2
Меня осмотрела медсестра, и родителям все-таки удалось вытащить меня из универа, отдав мои сапоги с кровью жертвы полицейским. Мне же пришлось довольствоваться сменными балетками (в декабре). Хорошо хоть мы на машине, и отец (нарушая все правила) припарковал машину рядом с крыльцом универа, а не на парковке.
– Ида, – позвала меня мама и обняла меня крепко-крепко. Обычно она садилась вперед, рядом с водительским местом (либо сама за рулем), но не в этот раз. – Суши будешь?
На стрессе я ела. Нет, не так. Я жрала в невероятных количествах, притом что обычно ела раз в несколько дней. Врачи только руки разводили, называя это необъяснимой особенностью моего совершенно здорового организма. Как только мой желудок выдерживал редкие приступы обжорства, можно было только гадать.
– И жареной говядины с овощами, – добавила я, освободившись из маминых рук, и откинулась на спину.
– Тогда заедем в суши-бар, купим готовых, а говядину закажем в ресторане на выезде из города. И сделаем крюк домой за обувью. Мы как раз за полтора часа до ресторана доедем.
Папин план устраивал всех троих на тысячу процентов. А мне больше всего нравилось, что вопросов родители не задавали и не напоминали, что в понедельник мне после занятий идти в полицию. Я уже совершеннолетняя, так что никого из родителей на допрос не пустят. Но если повезет, позволят сопровождать при даче свидетельских показаний. Вариант в зависимости от настроения следователей.
Голод меня убивал, и я с трудом дождалась возвращения папы из суши-бара. Две больших пиццы, (на которые я не рассчитывала) и четыре килограмма суши ушли влет на меня одну, а в ресторане было заказано пять порций (три двойных – мне, две обычных – родителям). Доев, я наконец-то уснула, и мы снова тронулись в путь после короткого обеденного перерыва.
***
Я проснулась от толчка. С трудом разлепив веки, я размяла плечи и осмотрелась. На улице потемнело. Мы на пустой трассе (для вечера субботы запустение было привычным делом). И тревожные слова папы:
– Я кажется кого-то сбил.
Он резко вышел во тьму, хрустя снегом под сапогами. Предчувствуя неладное, я скинула балетки и переоделась в старые сапоги, раз уж новые у меня отобрали. Мама боялась оставлять меня одну, ведь с меня на сегодня смертей было предостаточно.
Лобовое стекло пробило тело отца, словно нечто отбросило его в сторону. Мама заверещала, а я в шоке уставилась на бежево-красное пятно, в которое превратилось лицо отца из-за моего заболевания. Я застыла и способность думать застыла вместе со мной.
Мама вдруг умолкла и обмякла. Скосив взгляд, я увидела, что дверь с ее стороны была вырвана, и кто-то или что-то пробило ее грудь. На небесно-голубой водолазке растеклось кроваво-красное пятно. Я не могла пошевелиться, не могла даже рта раскрыть. Я могла только смотреть, как нечто вытягивало ее тело из машины и резко отбросило в сторону. Словно сама тьма стала живой.
Клубящаяся тьма в форме человека села рядом со мной и через минуту развоплотилась. Я снова обрела возможность двигаться и на первом же вздохе упала лицом в окровавленное сиденье. Меня разрывала на части тахикардия. Сто двадцать, а может быть сто тридцать ударов.
Прошло явно не меньше часа, прежде чем я смогла взять себя в руки и сесть, вылезти из машины со своей стороны. Мне очень помогло, что я не могла различить мамино лицо и мне удалось отрешиться. У папы в телефоне записаны номера тех полицейских, которых мы сегодня встретили в университете. Я не сразу решилась засунуть руку в его куртку и взять его смартфон с разбитым защитным стеклом. Ровно двадцать два тридцать. Я позвонила.