Потерянный взвод - стр. 3
– Да врешь!..
– Истинный крест! Сам считал… Лежу – пикнуть боюсь!.. Хоть через портки, а у Ермолова рука сам знаешь, камень перешибает… И ведь утром хожу я, зад поротый рукой держу… Горит синим пламенем зад-то!.. – простонал старшина. – А он подходит и молвит как невзначай: «А денщик-то у тебя, братец, ужасная свинья. Захожу ночью в твою палатку, а он в твою постель забрался и храпит. Пришлось выпороть скотину». Подбородок кулаком потер, крякнул и ушел.
– Да ты ж не солдат, а старшина, чай, – подумав, возразил ветеран.
– За дело… Нет у меня обиды на генерала Ермолова.
Через два часа в палатку генерал-лейтенанта Ермолова Алексея Петровича ввели шестерых стариков. В ветхих, свалявшихся веритах, в застиранных, потерявших всякий цвет, с лицами, отвердевшими от ветров и дождей, они представляли бы убогое зрелище, если бы не их взгляды. Злые, упрямые, они прятали их. Одного из старейшин ввели за руки, поскольку он был от старости слеп, и его глаза ничего не выражали.
– Вы знаете, кто я? – спросил, положив руку на эфес сабли, Ермолов. Богатырского роста, с загорелым лицом, явно уступающим в уходе штабным офицерам и придворным статским советникам, Алексей Петрович сидел за столом и смотрел ясным взором.
Казачий сотник, чеченец, перевел.
Подумав для приличия, старейшины вразнобой и нехотя закивали.
– Вы хорошо меня знаете? – повторил Ермолов, и сотник перевел.
Головы старейшин вновь пришли в движение. Генерала Ермолова они хорошо знали.
– А теперь, чтобы не было недоразумений и обид, переведи им в третий раз – они очень хорошо меня знают?
Старейшины подтвердили, что знают Ермолова очень хорошо.
– Так вот, слушайте меня и не говорите потом, что не слышали. Сегодня ночью в вашем селении Кайзехи были обезглавлены двое русских прапорщиков. Их головы ваши абреки бросили к воротам крепости. Только головы. Но мне нужны и их тела. Ваши люди принесут их мне к трем часам пополудни. – Ермолов убрал руку с эфеса и положил ее на стол, задев бокал. Бордо вылилось на карту и мгновенно превратило окрестности в красное пятно. – Если это не случится, в четверть четвертого рота Черданского полка выйдет из крепости и двинется через Кайзехи до Ведено. По дороге я сожгу все, что горит, а что не горит, то разрушу. Вы поняли меня, нохчи?
Старейшины кивнули. Их вывели за пределы крепости и отпустили.
В четверть четвертого первая рота первого батальона Черданского пехотного полка под командованием штабс-капитана Недоспасова в боевом порядке покинула крепость Грозную и направилась на юго-восток по направлению к Ведено.
– Не проще ли было отправить туда роту Белевского полка, Алексей Петрович? – осмелился спросить командир Черданского полка Лекунов.
Ермолов повел взглядом на полковника.
– Ты радуйся, что не тебе эполеты срезал. Ты нагадил, тебе и подчищать!.. Коня мне. Доложишь о возвращении роты лично!
Пыль клубилась в две стороны от Грозной. На юго-восток уходила рота Недоспасова, на север, к Червлённой, уходил Ермолов со штабом и двумя сотнями казаков.
По дороге в Кайзехи рота вошла в три аула и сожгла их, вырезав по тридцати мужчин от пятнадцати до шестидесяти лет, не тронув женщин, детей и старейшин. К семи часам вечера девятнадцатого мая 1823 года рота Недоспасова приблизилась к Ведено…
Рядовой Сажин, человек к войне не приспособленный, субтильный и неуверенный, шел в строю последним, не подпевал и к ротному барабану не прислушивался. Все это угнетало его существо и приводило в трепет. Полгода назад рекрутированный для службы на Кавказе и переведенный из тылового обеспечения в боевой полк из-за безумных перестановок, он так и не привык к выстрелам и крови. Увлекали его больше не строевой шаг и не стрельба по неприятелю в каре, а чтение стихов молодого поэта Пушкина из Петербурга.