Потерянные половинки - стр. 17
– А может, еще простишь? Может, он и не уйдет, когда ты ему о своем решении скажешь? – предположила Варя.
– Нет. Не прощу. И с ним не останусь. Кому как, а по мне, предательство – самая мерзкая штука. Вранье и предательство. Даже думать о нем не могу как о человеке. Все. Чужой и чужой. Отрезало. Ты бы видела эту картинку там, в ресторане, тогда бы и вопросов мне таких не задавала. Это же невозможно пережить. Вон Анна Каренина: просто так, из-за подозрений, что мать Вронского хочет его на ком-то там женить, что он ее разлюбил, занервничала до того, что под поезд бросилась. А мы теперь что? Железные? Мы даже в обмороки падать разучились. Сдерживаем эмоции. Так и эмоций вообще не останется. Никаких. А он пусть знает, что за все в жизни придется отвечать. И что любая ложь всплывет.
Славянские истории
– А скажи, Зигфрид тебе снился потом? – с интересом спросила Варя.
– Много раз.
– И как? Хорошо или плохо? Просто я как-то слышала, что, если хорошо снится покойник, значит, нет у него обиды на того, кому он снится. А если что-то плохое во сне, значит, сердится он на что-то.
– Не на что ему на меня сердиться, – покачала головой Наташа. – Приходил в снах, да… Знаешь, первый сон был очень яркий. Это еще там, у них в доме. Недели через две после его гибели. Мне приснилось, что я стою перед огромным, не обхватить, дубом. Я в старинной одежде, волосы по плечам. И вижу его, Зигфрида. Он в кольчуге, с мечом. Ну, примерно как наш Илья Муромец из «Трех богатырей» в Третьяковке. То есть лицом Зигфрид, а одет как русский богатырь. И у него с меча кровь стекает. Прямо ручьем. И я ему говорю:
– Так ты жив! Какое счастье!
А он мне широко так улыбается.
Я ему:
– А что это за кровь? Ты ранен?
– Нет, – отвечает. – Это кровь дракона. Я только что победил дракона. Пойдем, выкупаемся в его крови. Никто нас не сможет победить тогда.
А я, представь, ему отвечаю:
– Да, обязательно выкупайся в этой драконьей крови. А я послежу, чтобы тебе на спину не упал листок липы.
Потом смотрю: а мы же не под липой вовсе, а под дубом. И думаю: ну правильно! Это же тот, древний, Зигфрид под липой дракона убил. А мой – тут, под дубом.
– И как? – поторопила ее Варя. – Выкупался он?
– Да. Только я не видела сам процесс. Хотя и следила за листочками, чтоб на него не упали. Сам он как-то наклонился к земле. Там, видно, лежал этот дракон. А я смотрела наверх, на крону дуба. Зигфрид потом встал передо мной, светлый, красивый, как в жизни, и говорит, что теперь моя очередь, мне теперь надо вымазываться этой кровью. Я ему говорю:
– А по тебе не видно, что ты это сделал.
Он отвечает:
– Так это и не должно быть заметно. Свою силу чувствую только я.
И представь, Варь, я хоть и во сне, но думаю: ну его, этого дракона. Мало ли во что я внутри себя превращусь, если свяжусь с его кровью. Мне еще детей рожать. Так прямо и подумала. И Зигфрид говорит:
– Я вижу, тебе не хочется это делать, верно?
Я кивнула.
– Ну и правильно. Из двоих кто-то должен быть сильным, а кто-то слабым. Сильный защитит слабого. Ты – под моей защитой всегда. Запомни.
Это он мне так сказал. По-немецки. Хотя в обычной жизни мы чаще всего на русском общались.
Я его еще спросила:
– Ты не уйдешь больше?
А он ответил:
– Даже если ты меня не сможешь видеть, я буду рядом. Ничего не бойся. Будь счастливой.