Потерянные цветы Элис Харт - стр. 5
Этот день Элис запомнит навсегда: он стал днем, когда ее жизнь безвозвратно изменилась, хотя понадобилось еще двадцать лет, чтобы осознать: жизнь течет вперед, но понять ее можно, только вернувшись в прошлое. Нельзя увидеть картину целиком, находясь на картине.
Отец Элис молча вцепился в руль, выруливая на подъездную дорожку к дому. На щеке жены, к которой та прижимала ладонь, набухли рубцы. Другой рукой она держалась за живот, вжимаясь в пассажирскую дверь. Он своими глазами видел, как она коснулась руки врача. Видел, как тот на нее смотрел. Он все видел. Правый глаз задергался. Жена резко встала после УЗИ, и у нее закружилась голова: он не захотел останавливаться в закусочной на завтрак, боялся опоздать на прием. Она зашаталась, попыталась восстановить равновесие. Врач ее поддержал.
Отец Элис сомкнул и разомкнул кулак. Костяшки болели. Он покосился на жену, забившуюся в угол подальше от него. Захотелось протянуть к ней руку, объяснить, что она должна следить за своим поведением и не провоцировать его. Если заговорить с ней на языке цветов, она поймет. Росянка двусложная – без внимания я погибну. Эремофила линейная – исцеление и облегчение. Рицинокарпос игольчатолистный – постоянство. Он не дарил ей цветы много лет, с тех пор как они уехали из Торнфилда.
Весь день сегодня она ставила ему палки в колеса. Могла бы найти время и собрать завтрак с собой до отъезда, тогда не закружилась бы голова, и ему не пришлось бы смотреть, как она цепляется за врача. А то она не знала, как не нравилось ему ездить с ней в город, как невыносимо ему было смотреть на медицинский персонал, который лапал его жену и засовывал в нее свои руки. Во время этой беременности или предыдущей не было ни одного осмотра, ни одного УЗИ, которые не заканчивались бы «инцидентом». А все из-за нее, из-за того, что она его провоцировала, – его вины в этом не было.
– Приехали, – сказал он, рванул ручник и выключил двигатель. Жена убрала ладонь с лица и потянулась к дверной ручке. Дернула ее и подождала. В нем заклокотала ярость. Неужели ничего не скажет? Он разблокировал замки, думая, что сейчас она повернется и посмотрит на него с благодарностью, а может, даже с раскаянием. Но она выпорхнула из машины, как испуганная курица из курятника. Он вышел, закричал, окликая ее по имени, но резкий порыв ветра унес его слова. Поморщившись на колком ветру, он зашагал следом, намереваясь догнать ее и высказать, что думает. Но у самого дома что-то привлекло его взгляд.
Дверь сарая была открыта. На задвижке висел отпертый замок. В дверях мелькнула красная ветровка дочери.
Поняв, что больше статуэток в футболке не унести, Элис выбежала из сарая в мутный полумрак. Гром сотряс небеса, такой оглушительный, что Элис выронила статуэтки и наклонилась, чтобы поднять их, у двери сарая. Тоби трусил, шерсть на спине встала дыбом. Она протянула руку его успокоить и выпрямилась, но сильный порыв ветра ударил в грудь, и Элис чуть не повалилась на спину. Забыв о статуэтках, позвала за собой Тоби и бросилась к дому. Они почти добежали до двери черного хода, когда молния пронзила темные тучи, как выпущенная с неба стрела, и те разбились на серебристые осколки. Элис окаменела. В белой вспышке молнии она увидела его. Ее отец стоял на пороге, сжав кулаки и приготовившись к бою. Несмотря на тусклый свет и разделявшее их расстояние, она увидела, как потемнели его глаза.