Постоялый двор. Дворянские сказки - стр. 6
– Слышь, Петр, молодой барин барышню привез, не она ль то была? – спросила горничная Матрена.
– А какая из себя?
– Красивая, но не в себе.
– Как не в себе? Безумная, аль как?
– Ой, да не знаю я, – заторопилась горничная, вспомнив наказ барыни не болтать лишнего.
– Вот и я не знаю ничего, лица не видал. Но жутко мне было, потому что второй вихрь, он на волка был похож.
– Может, наша барышня тоже волчица? – засмеялся дворовый Гришка, протягивая кухарке наточенный ножик. Все засмеялись и заговорили враз, потом начались рассказы про мертвецов, встающих из могил, чтобы напиться свежей крови, про русалок, которые щекочут путника до смерти, и прочие россказни, до которых так охочи простые люди.
Зазвенел колокольчик, вызывающий горничную, и Матрена заторопилась к барыне. Та послала ее проведать гостью, Матрена отправилась, но спустя несколько минут прибежала испуганная.
– Барыня, не ладно у молодой барышни! Ой, не ладно у молодой барышни! – зачастила она, еле переводя дух.
– Что случилось? – задремавшая было помещица, закряхтев, с помощью Матрены поднялась с постели, взяла свечу и, не слушая торопливый шепот горничной, отправилась в комнату гостьи. Едва она толкнула дверь, как вырвавшийся оттуда вихрь погасил свечу. Они вошли в темную комнату, и сперва не видели ничего. Было холодно, окно оказалось настежь распахнутым. Матрена закрыла окно и запалила, наконец, свечу. Евгения лежала, погруженная в сон.
– Слава тебе, Господи, а я уж подумала, не сбежала ли она, – перекрестилась помещица. Евгения спала, как спят здоровые и сильно уставшие молодые люди – дыхание было ровным, на щеках горел румянец.
– Это что ж, барыня, у молодых нынче мода такая – спать на холоде? – прошептала Матрена.
– Видать, мода. Это мы тут в глуши отсталые, а в столицах чего только не выдумают.
Пелагея Львовна зажгла от своей свечи еще три, в подсвечнике, отчего стало намного светлее.
– Ладно, пошли, пущай спит. И чего ты так всполошила меня? Сама, что ль, окно не могла прикрыть?
– Так как же, барыня, я вхожу, а это как побежит, да прям к окну, и в окно прыг!
– Что побежало? Как побежало? Откуда? Что мелешь-то, оглашенная?
– Вот вам крест истинный, не вру! – начала божиться Матрена. – Сама видела, не сойти мне с этого места!
– Так что это было? – таким же громким шепотом спросила хозяйка.
– А не знаю, что-то белое такое, как из тумана, но двигалось оно быстро, я разглядеть не успела, да и ноженьки мои подкосились – почти в голос заревела Матрена.
– Ладно, не голоси. Эко выстудило-то, и снегу нанесло от окна.
– Барыня, посмотрите!
На полу, покрытым неровным налетом снега, виднелись следы. Матрена дрожащей рукой указала на пол.
– Ну, и что? Следы, видать, твои. А окно само открылось, ставни-то не заперты.
–Да там не только мои следы, барыня, там еще какие-то.
–Тебе бы, Матрена, не горничной родиться надо было, а становым приставом. Хотя и впрямь следов для тебя одной многовато будет. Ты ведь туда, к окну, прошла, закрыла, значит, окошко, и обратно. Может, барышня тоже окно закрывала, и это ее следочки, похоже.
– А эти чьи? – Матрена указала на уже подтаивающий след. – Чисто собачий, или волчий. Свят, свят, свят, – начала она креститься.
Пелагея Львовна нагнулась, потом с трудом выпрямилась и с досадой произнесла: