Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти - стр. 53
Ну, это всё вы уже слышали. А наш с вами неконтакт пошёл от того, что я дала Валере повод меня заподозрить. Как-то, насмотревшись на то, как он родных детей стравливает между собой, как собачонок, я в запальчивости пообещала, что пойду и всё о его издевательствах над малыми расскажу в газете – пусть весь мир узнает, каков их отец.
И знаете – он испугался. Он вообще трусливый, как заяц. Стал детей меньше дёргать. А потом в конце зимы произошёл … в общем, это убийство. Случилось всё, если вам не известно, в его недостроенном доме.
Кротова сделала паузу и забормотала, будто говоря сама с собою:
– И на кой чёрт ему этот дом?.. Квартира-то стоит как нежилая, прибраться некому, одни бляди по углам шатаются… А ему всё мало, дом приспичило ставить… Кто в этих стенах жить станет?..
Потом вспомнила про Ларису:
– Извините. Так о чём я? А, о доме…Дом неподалёку от нынешней его квартиры, он частенько наведывался на стройку и даже брал иногда кого-нибудь из детей. Тут он собирается, а младшая, Анька, которая как раз у него жила и уже дня три толком не ходила на прогулку, на нём повисла: возьми с собой, да возьми. Папаша от неё отпихнулся, забрал пистолеты – оружие у него вечно болтается у всех на виду, я больше всего боюсь, как бы остервенившиеся девчонки друг друга из него не постреляли, – и пошёл один. А малая быстренько накуталась, старшим ничего не сказала и подалась тихонько следом. И получилось, что если не всё видела, так выстрелы и крики точно слышала. Она испугалась, прибежала домой, сёстрам рассказала. Они тоже перетрухнули и, от греха подальше, пришли опять жить ко мне. От них я кое-что и узнала. А вам ничего не сказала, так как всё не могла поверить, всё надеялась, что малышка нафантазировала, пока уже эти бочки не нашли, и его не взяли…
Из дверей суда выпорхнула уже виденная Ларисой стайка молодняка. Одна из девочек приблизилась к ним, подозрительно глянула на Ларису и прошипела:
– Мам, ты помнишь – мы тебе всё сказали! – и вернулась опять к приятелям.
– Вот! До газеты ли мне теперь! – голова Елены низко склонилась, она прятала готовые брызнуть слёзы. Но всё же взяла себя в руки и снова вернулась к своему горькому повествованию:
– Я и ему говорить не стала. Да у нас уже и общения-то никакого не было. А проговорились дети, когда мы с вами уже были знакомы. В очередной раз обиженная отцом младшая выпалила: мол, ты, отец, людей убиваешь. И выложила ему, что была в тот день на стройке и всё видела. И что рассказала маме. И что мама теперь уже точно пойдёт в газету.
В тот день – как раз, когда я собиралась ехать подписывать у вас материал – он примчался ко мне совсем сбрендивши. Орал, плакал, даже в ногах валялся. То прощенья просил, то пристрелить обещал. А потом собрал девочек и начал басни плести. Насказал им, что он защищался от двух бандитов и едва не погиб. Они-де и младшую бы укокошили, если бы нашли. А мать хочет его в тюрьму засадить и на весь свет ославить. И теперь им нужно выбрать, с кем они останутся – с отцом-героем, или со сволочью-мамашей.
Девчонки заревели в голос, едва в обморок не попадали. А Валерка пригрозил мне, что если я хоть где-нибудь про него слово пикну, он так настрополит детей, что они меня своим главным врагом считать станут, и вообще отрекутся от матери. Дочки после его обработки мне так и сказали: или молчишь, или мы тебя знать не знаем.