Посреди времен, или Карта моей памяти - стр. 59
Покровские взяли надо мной опеку, поскольку на втором вступительном экзамене – по русскому языку – я получил тройку и стало ясно, что не пройду по конкурсу, который был достаточно высоким. За три года учебы в мединституте я изрядно подзабыл школьные уроки. А в Москве новая жизнь настолько мощно подхватила меня, что я почти не готовился к экзаменам. Думаю, что отец Александр попросил своих прихожан приютить меня. Немало моим образованием занимался Миша Аксенов-Меерсон. Он постоянно привозил на дачу в Тарасовку к Покровским запрещенную литературу. Там я познакомился с произведениями Солженицына и Евгении Гинзбург, Шаламова и Синявского. Я испытал подлинное потрясение. До этого я был вполне советским человеком, не подозревавшим, что общество, в котором приходится жить, во многом сродни нацистскому. В начале 60-х годов еще в Оренбурге я читал воспоминания бывших зэков, но нас уверяли, что ужасы тоталитаризма давно позади, что общество вернулось к ленинским нормам демократии. Я не подозревал, что словосочетание «ленинские нормы демократии» – набор несовместимых понятий. Благодаря Мише многое в моей голове прояснилось. Как-то он отвез меня на заброшенную дачу Покровских в Перово и опорожнил толстый портфель, с которым никогда не расставался. В полном одиночестве в течение нескольких летних дней я поглощал его содержимое. Изредка я выходил в сад, уже окруженный бетонными новостройками, срывал созревшие сливы и наслаждался августовским солнцем. Тогда мне трудно было отличить подлинно пережитое от художественного вымысла. Не все подряд нравилось из отечественного самиздата. Главы из «Ракового корпуса» Солженицына уже тогда навевали на меня скуку смертную. Рассказы Даниэля и Синявского не произвели на меня большого впечатления, хотя это было нечто новое. Позже появился термин «фантастический реализм». Хотя многие талантливые произведения самиздата напоминали мне «Записки из подполья» Достоевского. Лишь позже я понял, что иначе и не могло быть. Атмосфера в стране напоминала душное и полутемное подполье. Позже это ощущение выразил генерал Григоренко, написав книгу под заглавием «В подполье можно встретить только крыс».
Для того чтобы рассказать о катакомбной церкви, мне придется сделать небольшой исторический экскурс. Эдакое мини-эссе. Но это в следующий раз.
22.02. (18.45)
Дорогой Сережа!
Польза от компьютера очевидна, можно в один день обменяться не одним письмом. Конечно, Гершензон с Ивановым жили в одной комнате. Но, чтобы один мог писать, другой уходил. А здесь мы в одиночестве и творческом спокойствии, и не прерываем общения. Ладно, и от техники есть польза.
Надо тебе сказать, эта школьная тетрадка, где, по словам отца Александра, он записал свои основные идеи, а потом всю жизнь просто их развертывал, запала мне в сознание. Он был ровно на десять лет старше меня. А когда тебе тридцать с небольшим, то человек старше на десять лет, особенно уважаемый, воспринимается как тот, кого хочется слушать и информацию впитывать и переваривать. Я тут же задумался, а есть ли у меня такая тетрадка, где были бы записаны основные идеи моей будущей деятельности? Да, были тетрадки с неоконченными повестями и рассказами, мне казалось тогда, что я нашел свое понимание того, как я должен писать, даже термин где-то вычитал и пытался к себе применить – «субъективная эпопея». То, что я хотел писать. Но отец Александр в голове ворочал почти мирозданием, я же в тот момент считал, что это дело давно прошедших лет, когда жили Соловьёв, Бердяев, Франк, Федотов. С дочерью Франка мне к тому времени посчастливилось пообщаться, она даже мне подарила первый мюнхенский сборник о нем 1954 года. Но все это было тогда, все эти попытки философически противопоставить христианство тоталитаризму, а тут вдруг твой современник спокойно рассуждает на таком же уровне, а главное, всерьез, как над делом своей жизни, а не по-студенчески, по-аспирантски. Не просто пересказывает чьи-то взгляды, а пытается понять структуру мысли своих предшественников и идти дальше. Это поражало, и это придавало энергии самостоятельности. Среди прочего я отцу Александру благодарен за это – за то, что разбудил желание самостоятельно смотреть на мир, а не воображать себя маленьким. При этом мы сидели за столом у Левки Турчинского на Сходне, выпивали, закусывали. Левка даже нас сфотографировал – так мы увлеклись беседой. Не знаю, показывал ли я тебе это фото. Если сейчас найду, то пошлю. Нашел. Посылаю.