Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой - стр. 36
Тогда хитрость молодых людей пошла еще дальше. Они сказали матери, что свадьба состоится. Но Валентин “твердо решил не отступать от своего намерения дать Вале полную свободу по выходе замуж”. “Я ее устрою на курсах, а сам потом уеду домой…”
Он говорил это просто и уверенно, и лишь едва удалось мне подметить грустную нотку в его голосе, как говорят люди, пришедшие к какому-либо окончательному решению. Нет сомнения, что он говорил о браке, но о таком, который сначала должен быть фиктивным. Меня тронуло такое благородство человека, а Валя ценит его безгранично… Теперь осталась одна практическая сторона дела…
Это невозможно читать без улыбки! Валя и Катрановский надеялись соединить две совершенно разные “модели” поведения женщин в обстоятельствах того времени. Первая модель – “тургеневская” – это женитьба Аркадия Кирсанова на младшей сестре Одинцовой Кате, с тем чтобы, образно выражаясь, жить с ней долго и счастливо и умереть в один день. Вторая, “чернышевская” модель – это женитьба Лопухова на Вере Павловне, с тем чтобы ее “освободить”, а затем дать возможность выбрать мужчину по своему вкусу. Таким мужчиной стал не Лопухов, а Кирсанов.
Чернышевский, конечно, не случайно дает герою ту же фамилию, что и Тургенев. Вера Павловна нашла своего Кирсанова. Но, в отличие от тургеневской Кати, она сделала этот выбор свободно и сознательно, прежде пожив с другим.
Не может быть никакого сомнения, что Катрановский если и не читал “Что делать?”, то слышал об этом романе. Трудно представить, чтобы студент, знакомый с работами Макса Нордау, не знал романа, который был “катехизисом” русского студенчества второй половины XIX столетия. Этим романом зачитывались молодые Владимир Ульянов (Ленин) и Владимир Маяковский, при том что разница в их возрасте была больше 20 лет. Об осведомленности же студентов ярославского Демидовского лицея можно судить по тому факту, что это они в свое время познакомили молодого Алексея Пешкова (Горького) со взглядами Ницше.
Но сестры Дьяконовы этого романа не читали. Причем, зная развитый эстетический вкус Лизы и ее представления о нравственной чистоте, можно представить себе, с каким чувством она читала бы этот роман. Он бы ей не понравился!
Что касается Вали, наивность ее представлений о замужестве и мужчинах изумила даже Лизу.
Сестра сказала мне, что ей едва ли придется поступить на курсы, потому что В* будет ее мужем. Так как я была убеждена, что их брак будет на время фиктивным, то я с удивлением спросила ее: “Почему ты так думаешь?” – “Это же видно из его письма: он пишет о поцелуях”. – “Ну, так что ж? Он хочет сделать тебя своею женою”, – спокойно заметила я. “Как? Да неужели ты не знаешь, что это и есть настоящий брак? Разве ты не понимаешь, что если он будет меня целовать, то это и значит, что мы сделаемся настоящими мужем и женою!” Широко раскрыв глаза и не веря своим ушам, слушала я Валю. 18-летняя девочка, читавшая все прелести Зола, Мопассана и других им подобных, “Крейцерову сонату”, горячо рассуждавшая о нравственности и уверявшая меня, что она уже давно “все знает”, – эта девушка, дав слово В*, не знала… что такое брак! Иногда я заговаривала с ней по поводу читаемых романов, и моя сестра всегда так горячо и авторитетно рассуждала, так свободно употребляла слова, относящиеся к самой сути дела, что мне и в голову не могла прийти подобная мысль. И вдруг случайно, почти накануне свадьбы, я узнаю от нее, что она еще невинный младенец, что она… не понимает и не знает ничего. “Валя, послушай, ну вот мы с тобой читали, иногда говорили об этом… Как же ты понимаешь?” – “Конечно, так, что они целуются… от этого родятся дети – точно ты не знаешь?” – даже с досадой отвечала сестра. Я улыбнулась. “Что же ты смеешься? Разве есть еще что-нибудь? Разве не всё? Мне одна мысль о поцелуях противна, а ты смеешься!”