Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой - стр. 31
Очаровательная сценка для характеристики русской провинции эпохи fin de siècle! Гимназистка, полагая, что она изображает Одинцову, заигрывает со студентом, напрашиваясь на комплимент. А студент с душевной туповатостью не ведется на эту “игру”, советует умненькой, но некрасивой девушке прочитать книгу “Вырождение” норвежского врача Макса Нордау о “дегенеративных типах”. Его оправдывает то, что он не знает, как она страдает из-за своей внешности, рассматривая себя по вечерам в зеркале в ночной рубашке. И как она на самом деле ревнует его к своей младшей сестре Вале, которой он уже увлечен и на которой в конце концов женится. Валя не интересуется Нордау и гражданским правом, она, в сравнении со старшей, наверное, даже глуповата. Но зато у нее в порядке со всем остальным, и она из тех, что позволяют мужчинам чувствовать свое превосходство над женщинами, таким образом кратчайшим путем заманивая их в силки.
Наступит май, растает пруд, засвищут соловьи, и Лиза однажды увидит своего студента с Валей.
Они шли вдвоем по аллее, такие молодые, красивые, стройные: Валя шла, опустив голову, он старался смотреть ей в глаза, и обоим было весело; а я стояла за деревьями и смотрела на них. Вдруг что-то кольнуло меня; я вспомнила, что еще нынче зимой он так же разговаривал со мной… хотя немного интересовался мной… а теперь? Слезы навернулись у меня на глаза, и я побежала к пруду, обошла его и, став у забора, могла немного овладеть собой.
Но вернемся к матери… Она, конечно, страдает от того, что ее дочь противится браку по расчету и собирается на курсы в Петербург. О том, что такое учеба и жизнь в столицах, она судит по прошлому покойного мужа и замечает при этом, что Лиза вся пошла в него. Вспомним также, что главным развлечением матери было чтение французских романов, которые формировали ее представления о “столичных нравах”.
Кроме того, обучение на курсах стоит немалых денег. Плата за само обучение составляла 100 рублей в год, но еще 300 рублей нужно было платить иногородним за проживание в интернате, а оно было для них обязательно. Итого: 400 рублей в год.
У Александры Егоровны после смерти супруга и разорения фабрики испортился характер, она вся “на нервах”. Это не та “добрая мамочка”, которую Лиза обожала в Нерехте.
Мать начинает устраивать дочери скандалы и оскорблять при посторонних людях. Лиза пишет в дневнике, что мать однажды при людях предложила ей вместо курсов стать проституткой.
О, до какого унижения дошла я! В присутствии постороннего лица в нашей семье мне вдруг нанесли невыразимо тяжкое оскорбление… Я вырвалась из комнаты, почти задыхаясь от рыданий прибежала к себе, надела платок и жакетку и не помня себя выбежала на улицу… Я понимала одно: бежать, бежать скорее из нашего проклятого дома, где родная мать – хуже злой мачехи, где моя гордость взрослой дочери и женщины была унижена до такой степени, до какой я не желаю моему злейшему врагу… И я пошла. Слезы гнева и нервные рыдания душили меня; под темной вуалью и большим белым платком нельзя было видеть моего лица.
Все-таки Лизе важно, как на нее посмотрели бы, если бы хоть кому-то было интересно на нее посмотреть.
Но она уже вынесла приговор себе и мужчинам. Да, она – Шарлотта без Вертера, ну что ж!
Как женщина я не существую для мужчин; но и они как мужчины не существуют для меня. Я вижу в них только учителей, т. е. людей, которые знают больше меня и знакомство с которыми может быть приятно и полезно, если я могу извлечь для себя какую-нибудь пользу. Но раз они не могут быть учителями, раз они не стоят гораздо выше меня – тогда они для меня не существуют. Я могу быть знакома с ними, но для меня они не представляют ни малейшего интереса. Я давно твердо убеждена в этом; последние дни только подтвердили мои мысли.