Посмотри, отвернись, посмотри - стр. 22
– Ну, ты и порезче кой-чего сказал, – с упреком добавила Лариса Семеновна.
– Да выпимши был!
– Выпимши!
– Характер не в семье надо показывать, а на работе! Ладно, носом-то не хлюпай. Позвоню, извинюсь.
Я не могла поверить, что все разрешилось так просто. Один-единственный разговор! Сколько же я накрутила вокруг обычной обиды.
– Ну, на ночь-то останешься, дочка? – спросил отец, сощурившись. – У нас, правда, быт самый простой. Но тебе целую мансарду выделим. Будешь спать по-королевски! Гороху только под матрас не забудь насыпать, мать! – Он подмигнул жене.
– Я и без гороха вижу, что сыну досталась принцесса.
Какие же они оба были милые! И пухлая растрепанная Лариса Семеновна, с гордостью смотревшая на мужа. И Иван Степанович, так легко включивший меня в круг семьи.
– С радостью останусь! – искренне сказала я.
Вокруг с визгом носилась малышня. Девчушка лет пяти схватила меня за руку и потребовала:
– Отведи меня в тувалет!
– Любаша, я с тобой схожу! – вмешалась Лариса Семеновна.
Но девочка уперлась:
– Хочу с тетей!
– Упрямая ты какая! Ну ладно. Как выйдешь, Полина, поверни налево и иди до конца коридора. Там еще один поворот – и увидишь.
Девчушка крепко вцепилась в мою руку. Коридор был длинный и темный. Я бы не удивилась, выведи он к деревенскому сортиру. Но нас ждала комнатка с бледно-голубым унитазом.
– Не уходи! – приказала малявка и прикрыла дверь.
Я дождалась, когда она вымоет руки и справится с завязками на своем платье, и повела ее обратно.
– Ты знаешь дядю Антона? – спросила я.
Девочка помотала головой.
Ну конечно. В таком возрасте малыши редко интересуются взрослыми родственниками. Я поймала за руку подростка лет пятнадцати, спросила, помнит ли он Антона, но тот лишь пожал плечами и ушел.
Мне хотелось, чтобы все вокруг рассказывали об Антоне. Как не хватало этих смешных семейных историй! Для меня муж был человеком без прошлого, без близких. Без детства и юности. Без школьной учительницы. Без ссор и дружб в детском саду, которые почему-то запоминаются на всю жизнь.
Его выдали мне взрослым. Молчаливым, обаятельным. Любящим.
Но этого было недостаточно!
Я сообразила, что у мамы Антона наверняка где-то валяется альбом с семейными фотографиями.
Но когда мы с малышкой вошли в комнату, я сразу позабыла о фотоальбоме. Возле моей сумки, которую я положила на подлокотник кресла, стоял Григорий. Сумка была широко раскрыта. Он копался в ней. Стоило нам войти, как девочка завопила во все горло; Григорий вздрогнул, оглянулся и торопливо сунул что-то в сумку.
Из большого отделения торчал паспорт. Я точно помню, что, выходя из гостиничного номера, положила его в кармашек и застегнула молнию.
Зачем этот человек рылся в моих документах? Я переложила вещи, закрыла сумку и непроизвольно прижала к себе. Хотела рассказать о случившемся родителям Антона, но те были увлечены разговором. Постепенно неприятное чувство меня отпустило. Григорий незаметно исчез. Время от времени в дверях мелькало его длинное черное лицо, но он сразу пропадал.
Дети втянули меня в игру. К нам подключились сестры Антона. Мы болтали, смеялись, пили… Я не заметила, как вечер перешел в ночь. Случайно взглянула в окно и изумилась: небо усеяно звездами. У меня сорвалось восхищенное:
– Смотрите, смотрите!
Все столпились у окна.