Последняя тайна Лермонтова - стр. 34
И подружка Марины – светловолосая тоненькая журналистка Юля Семенова – производит приятное впечатление. Несмотря на свое пламенно-красное старинное платье с длинным и узким, как диковинный хвост, шлейфом. Не умеешь – не берись, да? Бедняжка чуть не запуталась в этой сложной конструкции, споткнулась, едва не упала. Поначалу я решила, что девица – курица курицей. Но потом Юля так искренне расхохоталась над своей неловкостью, что мой мысленный гнев сразу же сменился на милость. Хотя, конечно, у девушки простовато-свеженькая внешность Белоснежки, и ей старинные громоздкие вычурные платья совершенно не идут.
Официанты – в убранстве а-ля трактирщик, в белоснежных подпоясанных рубахах – то и дело метали туда-сюда какие-то тарелки. Подозреваю, меню составлено на основе блюд традиционной русской кухни. Стук по столу то и дело сопровождает почтительное: «Отведайте бовиньи, откушайте жаркое». Но ковыряться в плошках-горшочках нет ни малейшего желания. Никакого аппетита... Еще бы! Не успела я войти в ресторан, едва отметила современную белоскатерно-хрустальную сервировку длинного стола, как меня ухватила за локоть цепкая сухая жаркая лапка. Я машинально отшатнулась, но это не спасло. В ту же секунду в лицо устремился пучок тлеющих палочек-благовоний, откуда-то сбоку пшикнуло влажное колючее облако брызг. Вырваться не получилось – щиколотки оказались стянутыми прочнейшей капроновой нитью, даже мили-микро-шаг, просто усилие чуть подать вперед ногу сопровождались адской болью и звоном каких-то дурацких бубенчиков. Сквозь клубы дыма смутно виднелось странное, за счет круглой объемной прически напоминающее одуванчик создание, которое крутилось вокруг своей оси и что-то бормотало.
Когда меня спасли, все оказалось очень плохо.
Волосы, мгновенно впитавшие запах гремучей смеси сандала, лаванды, пачули и всех кошмаров всех продавцов благовоний в мире, нестерпимо смердели. У молочно-белого глендфилдовского свитерка случилась приметная желтая сыпь – тетушка Алена местами щедро оросила меня и апельсиновым маслом. Те ниточные кандалы, которыми она ловко стянула мои щиколотки, тоже, наверное, были чем-то пропитаны – ноги пекло нестерпимо, как от ожога.
– Я отвела от тебя смерть, очистила карму, открыла чакры, – бормотала женщина, когда Андрей сгреб ее в охапку и уволок к дальнему концу стола. Видимо, грязь на моих чакрах так ее возбудила, что она даже перешла на крик: – Здесь ходит смерть! Будь осторожна! Иначе придет беда!
Тоже мне, удивила. Сто пудов – беда, и еще какая! Если с моего любимого трикотажа не отстирается апельсиновое масло, горе у меня случится всенепременно.
Конец ознакомительного фрагмента.