Последняя роза Дивеллона - стр. 6
Борх скомандовал остановку.
Мне остановка требовалась уже достаточно давно, ведь и принцессы имеют нужды, обусловленные телесными необходимостями. Но как объяснить эту потребность пятерым мужчинам?
Хвала предкам-ведам, Борх велел всем отвернуться, подавая мне руку и помогая выбраться из своей клетушки, от путешествия в которой у меня, несмотря на все попытки размяться, затекли все конечности. И сам также повернул голову в сторону.
Сыскав средь деревьев подходящее местечко, я кое-как справилась с одеялами и юбками, и к большой своей радости, смешанной с изрядной долей унижения, свершила все, что требуется. Затем расправила свои сложные одежды в обратном порядке. Впереди меня скрипнул снег под чьими-то шагами. Я подняла глаза и увидела то, что заставило меня оглушительно взвизгнуть. Точнее, сказать того.
Держась одной рукой за голую ветвь дерева, склонив голову, на меня с интересом смотрел человек с темно-синей, почти черной, кожей и ярко-желтыми белками глаз. Одет он был, как оборванец. Но и это было бы не так страшно, как его улыбка, обнажившая ряды заостренных черных на вершинках зубов. Вот тогда-то я и завизжала.
– Аторх! – крикнул Ворон.
Глава 4
Зима в моей родной Долине отличается от зимы в остальном мире. Я знаю это по рассказам тех, кто был в других государствах. Наша зима особенная, она не обижает живых существ. Ни один человек не замерз насмерть в Долине Сиреневых Роз. Бывает, что вода в деревянной кадке, что забыли занести в дом, промерзнет на всю толщину, да так, что кадка потрескается, а выпивоха, что перебрал вина в питейной и улегся посреди улицы, утром встанет, отряхнется, и поеживаясь, побредет домой. Говорят, что она не трогает только своих, но ни об одном замерзшем у нас чужаке мне тоже слышать не доводилось.
Тиульбы притащили к Великому дому уродливую одноместную повозку, которая выглядела так убого, что даже глядеть на нее мне было оскорбительно. Моя собственная зимняя колесница, обитая мехом, с подножкой из резного тиса, стояла неподалеку, затейливо украшенная, легкая, изящная, теплая.
Но Борх был непреклонен и здесь. Что толку от хваленых закаленных воинов, если они то и дело приговаривают о какой-то опасности? Неужели тиульбы так трусливы?
Перед тем, как мне ступить на подножку этого черного сундука, годного больше для перевозки прогорклого масла, чем людей, старая Вереск не выдержала и схватила Борха за рукав:
– Позволь мне с ней поехать! Я не доставлю хлопот, вы меня даже и не заметите!
Но тот, не меняя своей интонации ответил, как и прежде на все просьбы, свое одинаковое “нет”.
Тогда Вереск выкинула вовсе удивительную штуку, которой никто от нее не ожидал. Она ловко вынула из моей головы золотую острую шпильку, слегка задев кожу, и оцарапала ей руку Борха, который занимался тем, что распрягал свою лошадь, чтобы поставить ее в пару с той, что повезет мою колесницу. Тот от неожиданности дернул локтем и ударил старуху в грудь. Вереск отшатнулась и ее подхватило на руки несколько человек. Я не сдержала крика ужаса и подбежала к ней в с тревогой, что тиульб зашиб ее насмерть. Много ли нужно дряхлому человеку?
– Ты что творишь, старая? – крикнул Борх, ошалело глядя на нее. А Вереск старыми скрюченными пальцами творила знаки, о смысле которых никогда мне не рассказывала.