Последняя империя. Падение Советского Союза - стр. 59

Ельцин чувствовал себя в своей стихии. Исходящие от него чувство силы и убежденность в победе создали российскому лидеру такую ауру, о которой члены ГКЧП могли лишь мечтать. Харизматический политик, тонко чувствующий настроение масс, Ельцин с готовностью шел на риск, чего нельзя было сказать о его конкурентах, в том числе и о Горбачеве. Подобно Линкольну и Черчиллю, в кризисных ситуациях Ельцин проявлял лучшие черты своего характера, а вот в спокойное время нередко чувствовал растерянность, даже депрессию. Такое было с ним, к примеру, после снятия с должности первого секретаря Московского горкома партии осенью 1987 года: тогда он даже попытался покончить с жизнью, ударив себя в грудь канцелярскими ножницами. Он “лечился” от депрессии алкоголем, удивлял сторонников и противников непредсказуемым поведением. Но сейчас президент был на коне^>9.

Девятнадцатого августа президент России объявил переворот неконституционным, а учреждения и армейские части на территории РСФСР перевел в свое прямое подчинение: теперь КГБ СССР, внутренние войска и Вооруженные Силы должны были исполнять приказы президента России – и ничьи больше. Правда, в глубине души Ельцин готовился к худшему. Доклады, полученные в тот день ГКЧП, не обманывали: страна вовсе не готовилась к всеобщей политической забастовке. К концу дня объявили забастовку лишь несколько шахт в далекой Кемеровской области.

За оборону Белого дома отвечал сорокачетырехлетний вице-президент РСФСР Александр Руцкой. В прошлом военный летчик, он воевал в Афганистане и дважды был сбит; будучи схвачен агентами пакистанской разведки, он якобы получил предложение эмигрировать в Канаду в обмен на сотрудничество с ЦРУ, однако сохранил верность своей стране. Впоследствии Руцкого освободили из плена. Он получил звание Героя Советского Союза, был избран в парламент, а в мае 1991 года выдвинут кандидатом в вице-президенты в паре с Ельциным. Бунтарь и кадровый военный, Руцкой был идеальным кандидатом на роль организатора обороны Белого дома, которая в значительной мере зависела от опыта “афганцев”. Однако ни плохо вооруженные люди Руцкого, ни наспех возведенные баррикады, построенные москвичами по образцу тех, которые в январе 1991 года сооружали литовцы в Вильнюсе у своего парламента, не устояли бы против крючковского спецназа и танков Язова. Ельцин, Руцкой и другие российские руководители прекрасно это понимали. Им оставалось уповать на то, что ГКЧП не отдаст приказ о штурме, а если это все же произойдет, солдаты откажутся стрелять^>10.

Ельцин пытался склонить на свою сторону вошедших в Москву военных. Президент лично обращался к командующим. Один из первых его звонков, сделанных еще из Архангельского, был адресован генералу Павлу Грачеву, сорокатрехлетнему ветерану Афганистана, главнокомандующему ВДВ. Ельцин встречался с ним несколько месяцев назад во время президентской кампании, и тогда генерал заверил, что готов защищать российское правительство. Теперь настало время проверить решимость генерала. Переворот не был возможен без участия десантников – одних из немногих боеспособных родов войск Советской Армии, и в худшем случае Ельцин просто узнал бы, какие настроения царят среди них. Все время путча он непрерывно общался и с реальными, и с потенциальными противниками