Последняя дочь фараона - стр. 4
– Мальчик мой! Ники, – через минуту уже всхлипывала нечетко видимая на экране мать.
– Мама, послушай! – Ник старался говорить спокойно и уверенно, чтобы и мать зарядить тем же настроем.
Он сам ужасно по ней соскучился. По ней и, конечно, по отцу. Но для общего блага сейчас нужно было не поддаваться эмоциям и действовать.
– Мамочка, я жив, здоров, со мной все хорошо. Но дома я появиться пока не могу, меня тут же схватит полиция. Пожалуйста, вызови мистера Уокера, нашего семейного адвоката. Нужно, чтобы он опротестовал то видео, на котором якобы я… – и Николас озвучил матери все, что говорила ему Ольга.
Та в продолжение разговора стояла в отдалении, глядя на шумящий далеко внизу прибой. И Николас любовался игрой солнечных бликов на ее стройной спине, на выступающей из выреза белой футболки загорелой шее.
– Николас, сынок, где ты? – взволнованно перебила мать. – Это похитители заставляют тебя говорить? Это их идея?
– Мам, – Николас постарался вложить в слова весь свой дар убеждения. – Меня никто не похищал. Я здесь добровольно. Пойми, я по неосторожности вляпался в историю, и чтоб все замять, необходимо подключить адвоката.
– Ники… – мать замялась. – У нас был полицейский чин из России, и я… Я рассказала ему все. Он убедил меня написать заявление…
Он увидел, как мгновенно напряглась вся Ольгина фигура. Вытянулась в струнку спина, застыли плечи. Она обернулась, оставаясь все так же невидимой для камеры смартфона, сверкнула глазами, выругалась:
– Чертов Олежек! – и четко, громко, так, чтобы мать услышала, произнесла по-английски. – Адвокат должен опротестовать показания. Сказать, что они были даны под давлением, что Рогов воспользовался шоковым состоянием родителей. Наверняка он не оформил все официально, по всем правилам. В России на это традиционно забивают. Опротестовать показания и отозвать заявление.
– Кто это говорит? – вскинулась мать. – Николас, что это за женщина?
– Мама, ты поняла, что нужно сделать? – мягко прервал ее он. – Пожалуйста, обратись к Уокеру, выполни то, о чем я тебя прошу. Иначе меня арестуют как соучастника убийства. Прошу тебя, мама, мне больше некого попросить. Только ты можешь спасти ситуацию.
Николас, любимый балованный сын, конечно, знал, какие подобрать слова, чтобы мать не смогла ему отказать. И не сомневался, что миссис Бериша, как бы ни претила ей такая линия поведения, сделает все, о чем он просит. Он сбросил звонок, протянул Ольге аппарат. Та подошла ближе, взяла телефон из его рук, отключила связь. Качнула головой:
– Проклятый Рогов. Двадцать лет я не даю ему покоя. Ты подумай! От какого поклонника дождешься такой верности? Все же ненависть преданнее любви.
– Вот здесь ты ошибаешься, – возразил Николас.
Поднялся с камня, на котором сидел, разговаривая с матерью, и обнял Ольгу. Исподтишка расстегнул заколку, удерживающую узел на голове, и золотые волосы рассыпались, упали дождем. Николас погрузил в них руки, уткнулся лицом в прохладные шелковые пряди, хмелея от их медово-солнечного запаха.
– Тебя просто никто еще не любил по-настоящему.
И Ольга кивнула в ответ.
– Это правда.
Время на острове текло неспешно и размеренно, напоенные солнцем дни струились, будто медовая патока. Николас, неожиданно оставшийся без привычных дел, быстро нашел, чем занять себя. Вспомнив науку отца, много возившегося с ним в детстве, отправлялся на рыбалку, выуживал из воды крупных отливающих перламутром рыбин, остро пахнущих морскими глубинами моллюсков. А вечером готовил дневной улов, приправляя его оливковым маслом и ароматными травами. И получал огромное удовольствие глядя, как Ольга с наслаждением ест его стряпню.