Последний рыцарь короля - стр. 35
- Этот корабль построили в Венеции специально для Неаполя. Капитан корабля, Джиральдо Модерони, выделил нам три каюты – одну для донны Анны, вторую – для семейной четы Уилфрид, третью – для меня.
Вадик на слова «четы Уилфрид» прыснул и засмеялся: положение женатого человека никак не укладывалось у него в голове.
- Кать, а чем заниматься будем по вечерам? – спросил он, ухмыляясь, у Кати. Та спокойно повернулась к нему и невозмутимо, голосом, полным достоинства, произнесла:
- Не знаю, как ты, а я намерена с пользой провести время на этом корабле, - и, заметив блеск в глазах Вадика, добавила: - поэтому я буду жить в комнате донны Анны.
- Только будьте осторожны все трое, - предупредил Герцог. – С нами будут путешествовать рыцари, которые присоединились к походу, поэтому начинаем играть свои роли с этого момента. Прошу не забывать о языках, на которых будете общаться, и именах. Отец Джакомо теперь все время будет рядом с вами, донна Анна, пожалуйста, не доводите его своими странностями и экстравагантными выходками. Будьте сдержанной, это принесет нам удачу.
Все вместе по мостику мы перебрались на корабль, и только тут я увидела, какое огромное количество людей сосредоточилось на этом небольшом кусочке плавучей суши. Одной команды было человек 80, а пассажиров человек 300, не меньше. Когда все лошади и провизия были погружены на корабль, люк тщательно задраили, поскольку во время плавания он находится под водой. Капитан крикнул: «Работа закончена?» - ему отрапортовали, что да. Тогда он велел отцу Джакомо и монахам, путешествовавшим с нами, петь гимны и под прекрасное «Veni, Creator Spiritus» - «Прииди, Дух Создателя», корабль отошел от берега. Матросы подняли паруса, веревки свистели, опускаясь на палубу, ветер начал трепать толстую ткань, хлопая ею, и мачты, вздыхая, приготовились к длинному плаванию. Очень скоро суша скрылась от нас, и мы остались наедине с небом и морем, не уверенные ни в чем и уповающие только на удачу.
Слуги располагались прямо на палубе под навесом и в трюме, но неизвестно, что было лучше: внизу было душно, наверху прохладно. Я настояла, чтобы Николетта спала в моей каюте, поскольку не могла себе представить, как эта бойкая красивая девушка будет спать на палубе среди мужчин.
Николетта была настоящей итальянкой: с длинными черными кудрявыми волосами, большими карими глазами, в которых искрились и сверкали веселье и смех. Маленький вздернутый носик придавал лицу легкость и лисье выражение, что очаровывало и привлекало внимание. Когда она улыбалась, обнажая ровный ряд белых зубов, хотелось смеяться вместе с ней. Она была оптимистичной, энергичной, и я ее очень полюбила. К тому же она не задавала лишних вопросов, исправляла мои ошибки деликатно и очень неплохо говорила по-французски. Она была ценной помощницей нам с Катей, когда дело доходило до одежды, и даже причесывала меня, заплетая жемчужные нити в волосы или укладывая их на старинный манер. Мы с Катей давно привыкли говорить только по-английски между собой в присутствии Николетты, поэтому нас она нисколько не стеснила. Если же мы хотели побыть одни, я отсылала ее, и Николетта садилась в тенечке на палубе и вышивала.
Кстати, рукоделие – это единственное, от чего я отказалась сразу и наотрез. Что бы там донна Анна ни вышивала с большим вкусом и редким искусством, я бы все равно не научилась этому. В детстве я была неусидчивой, и когда дело доходило до работы с пяльцами или вязания крючком, предпочитала читать книги. Как ни бились мама и бабушка, я так и не научилась класть ровные стежки и считать петли. Мне это занятие казалось скучным и неинтересным, поэтому корзинку с вышиванием донны Анны я отдала Николетте, и та взялась закончить начатое донной покрывало, вышитое золотыми и серебряными нитями. Решили, что донна потеряла интерес к вышиванию после пережитой трагедии. Отец Джакомо очень расстроился, услышав от меня эту новость. «Рукоделие облагораживает женщину, помогает показать ее смирение и терпение», - сказал он мне, но я лишь промолчала. Какое еще смирение! Эти средневековые люди и так бедных женщин оговорили. Только и слышишь от них, что женщина есть оплот дьявола, из-за нее люди потеряли Рай. Ну почему, спрашивается, виновата женщина? Адам, между прочим, мог отказаться, а не хрумкать все, что давала ему жена. Да и потом, если уж разобраться как следует, то Бог с самого начала планировал выгнать их из Рая, ведь Он знал, что они ослушаются Его приказа, да и не стал бы Он на самом видном месте сажать Древо познания, если бы очень хотел оставить Адама и Еву в Раю. И Ева виновата лишь потому, что первой попалась на глаза змею. Кто сказал, что Адам не откусил бы от яблока, если бы змей предложил его именно ему? И вообще, кто дал жизнь сыну Бога на земле? Но я ничего не говорила отцу Джакомо, терпя его уроки и внушения, и лишь когда становилось совсем невмоготу, приходила к Герцогу, который выслушивал молча мои тирады, лукаво поблескивая глазами и странно улыбаясь. Однажды, когда я высказывала ему свое мнение о первородном грехе, он, не без подтекста, протянул мне яблоко, лежавшее в корзинке у его ног, и сказал: