Последний рейс «Фултона» - стр. 43
– Мы предлагаем тебе, Вагин, сотрудничать с нами. Так сказать – строить жизнь на новых началах. Как видишь, в этом наши программы с тобой сходятся. Но в нашей России не будет ни большевиков, ни Советов. Вот с такой, уточненной, программой и надо провести собрание. Если не сегодня, то на днях. Сейчас мы тебя освобождаем, ты возвращаешься в Заволжье и призываешь молодежь записываться в Северную Добровольческую армию. И здесь, в центре города, найдутся энергичные молодые люди, которые поддержат это благородное дело. А твой участок – Заволжье.
– Ну как, согласен? – поставил Сурепов на стол пустую кружку.
Откуда было Тихону знать, что он имеет дело с человеком страшным, который обламывал и образованных интеллигентов, знавших «Капитал», и лихих террористов, а потом с ловкостью необыкновенной пек из них предателей.
– Чего молчишь? Согласен? – повторил он вопрос.
– Боюсь, господин полковник.
– Чего боишься? – налег на стол Сурепов так, что он скрипнул.
– Не успею до Заволжья добраться. Вам советская власть шеи раньше свернет…
Грузный Сурепов неожиданно быстро вскочил со стула, сбил Тихона с ног. Платком вытер кулак:
– Наточили большевики зубы щенкам.
– Замечательно, господин полковник! Такого молодца свалили! – похлопал в ладони веселый офицер. И как ни в чем не бывало обратился к поднявшемуся Тихону: – Мы тебе, Вагин, предлагаем серьезное дело, а ты так несерьезно отвечаешь. Глупое занятие – терять драгоценную жизнь ради дешевых идеалов. Я уверен – ты еще не безнадежно отравился большевистской пропагандой и можешь трезво оценить свое положение: в нашей власти – расстрелять тебя или помиловать. В твоих руках выбор – жить или умереть. Мы готовы забыть твое красногвардейское прошлое и дать тебе возможность искупить его. Ведь ты так молод. – Офицер заглянул в бумаги на столе. – Нет и девятнадцати. Подумай о матери, о сестре…
– Еще неизвестно, по кому первому будут поминки справлять, – кровью сплюнул на пол Тихон.
– Ну и дурак! Был у тебя один шанс в живых остаться – и тот не использовал, – с улыбочкой сказал ротмистр, обратился к Сурепову: – На эти душеспасительные беседы только зря время тратим. Алумов правильно пишет – расстрелять всех заволжских без исключения.
– Расстрелять, Поляровский, всегда успеем. Меньшевики и эсеры из кожи лезли, доказывая, что рабочие пойдут за ними. А они вон как обложили… – И, не договорив, Сурепов приказал конвоиру увести Тихона.
Иван Алексеевич посмотрел на рассеченную губу, вздохнул:
– Нет, Тишка, не погуляю я на твоей свадьбе. Не мог язычок-то придержать? Разыграл бы перед ними простачка, который с большевиками по молодости связался, – и отпустили бы.
– Жди, отпустят. – Тихон рукавом рубашки вытер кровь с лица. – Помнишь, я тебе обращение к молодежи читал?.. Алумов его сюда переправил…
И Тихон рассказал, что было в кабинете начальника контрразведки.
– Смотри-ка ты! Предлагали правой рукой Алумова стать – и отказался?
– Издеваешься, дядя Иван? – вышел из себя Тихон. – Думаешь, я к вам, большевикам, только по молодости, по глупости тянулся?..
Иван Алексеевич ничего не успел сказать – вызвали на допрос. Вернулся с разбитыми губами, разорванной на груди рубахой. Хоть и жалко было Тихону его, но не утерпел:
– Сам-то что язык не придержал? Других горазд учить…