Последний рейс «Фултона» - стр. 20
«…Клянусь и обещаю, не щадя ни сил своих, ни жизни своей, везде и всюду распространять идею „Союза“: воодушевлять недовольных и непокорных советской власти, объединять их в общества, разрушать советское управление и уничтожать опоры власти коммунистов, действуя где можно – открыто с оружием в руках, где нельзя – тайно, хитростью и лукавством…»
В узком потайном кармашке нашли странные картонные треугольники с двумя буквами на них – О и К. Лобов покрутил их в руке. Так и не поняв, что это такое, отложил в сторону. Опять уткнулся в бумаги.
Здесь же лежала «Памятка во исполнение общей цели», отпечатанная в нескольких экземплярах. В ней руководителям «Союза» вменялось в обязанность ознакомить рядовых членов организации с его программой, чтобы те, «кто чувствует себя слабым духом и неспособным выдержать тех испытаний, которые неизбежны в решительной активной борьбе, могли своевременно, до поступления документов в Центральный штаб, отказаться от участия в деле, иначе всякие уклонения от обязанностей и отказы будут считаться сознательной изменой, как и разглашение тайн организации, и караться до лишения жизней включительно».
– Сурово, – заметил Лобов. – Как что – так и душа вон, чтобы другим неповадно было. Не по этому ли уставу хозяина «Вазы» хлопнули?..
Тихон расправил сложенный вчетверо плотный листок бумаги.
– План какого-то города, – догадался он. – Вот река, еще. А это, видать, железная дорога, мост…
Лобов взял карту в руки. Внимательно рассмотрев ее, сказал жестким, словно пересохшим, голосом:
– Наш это город, Тихон. Со знанием дела планчик сделан, все советские учреждения отмечены. И штаб на Стрелецкой, – показал он черный крест на карте.
– Зачем им это? – растерянно уставился Тихон на командира.
– Зачем?.. Тут дело серьезное. Не иначе – мятеж готовится. Теперь и доказательства есть. Надо срочно сообщить в чека…
Не подозревал командир красногвардейского отряда, что обнаруженные в гостинице «Царьград» документы «Союза защиты родины и свободы» попадут в руки активного члена этой самой организации.
Через несколько дней Лобов спросил Менкера, что арестованные показали на допросе.
– Не актеры это оказались, а контрики явные, офицеры, – оживленно сказал Менкер. – Спасибо тебе, товарищ Лобов, проявил настоящую революционную бдительность.
– Я не за спасибо работаю. Как следствие идет?
– Полным ходом, товарищ Лобов! – заверил его Менкер. – Так что не волнуйся…
Но полным ходом шло не следствие, а подготовка к мятежу.
Театр
Вечером четвертого июля по Борисоглебской улице с саквояжем в руке шел поджарый мужчина в добротном английском костюме, клетчатой кепке. Квадратный подбородок тщательно выбрит, усы короткие, жесткие. Под широким лбом пристальные, сосредоточенные глаза.
Выглядел мужчина элегантно, чем-то неуловимым был похож на преуспевающего актера. Да и завернул он во двор Интимного театра, недавно появившегося в городе.
С черного входа поднялся на второй этаж, постучал в салон водевильной актрисы Барановской, назначенной директором этого небольшого театра.
Хозяйка, одетая в темное вечернее платье, с меховым боа на плечах, уже ждала гостя, сразу же проводила в комнату, в которой сидело несколько мужчин.
При его появлении все встали. Один из них – в заношенном офицерском френче, густые черные волосы мысом спускаются на низкий упрямый лоб, бородка и усы на манер скинутого самодержца – четким военным шагом подошел к гостю, энергично пожал руку: